Корректировщики
Шрифт:
— Я на Венеру, — сказал Илья, и у Оли ушки тут же оказались на макушке. — В Ольжичи.
— Разве? — Цыганков изумился. — А не на платформу?
— Туда Гетманов. Не, я знал, что меня так распределят. Мне еще в прошлый раз, когда я в командировку ездил, Стрельцов сказал, что кинет заявку.
Стрельцов, подумала Оля, как же! Если б она не переправила, поехал бы он на платформу. Она ликовала, что все так получилось, но постаралась сделать постное лицо: вдруг догадается?
На теормехе была контрольная, Оля с нее отпросилась, сказала, что после перепишет. Просидела у Фильки
Открылась дверь, заглянул Илья. Оля опешила — посреди пары! Посмотрел ей вроде бы в глаза, но как-то странно, сквозь нее, поискал Фильку, не увидел и молча скрылся. С Олей так и не поздоровался. Он вообще уже почти неделю с ней не разговаривал. С прошлой пятницы.
А что такого сделала, спрашивается? Ничего. Надо было раздать приглашения на “Неделю”. Третий курс Оля беззастенчиво свалила на Робку Морозова. Второй курс, кроме В-2012, обработал Павел. А что? Она ж ответственная, а не рабочая. К первому курсу Оля заглянула сама, причем не без удовольствия. Они единственные, кто абсолютно серьезно относился к ее кретинскому статусу ответственной за факультет. Остальные только посмеивались, слыша от нее об очередном мероприятии. А первокурсники старательно посещали все.
По— своему они ее любили. Как любят дети воспитательницу в младших классах школы или первую настоящую учительницу. И Оля всегда чуть-чуть оттаивала, когда первокурсники принимались резвиться вокруг нее, как щенята. Они делились своими проблемами и пытались принять посильное участие в ее жизни.
Тогда она полперемены потратила, рассказывая им про все традиции факультета. Ее слушали, раскрыв рты. Оказалось, им никто ничего подобного не рассказывал. Оля удивилась и вспомнила, как сама ровно год назад приобщилась к такой загадочной, инопланетной жизни старших курсов.
А к четвертому курсу она так и не собралась. Встретила под конец обеда Робку, вспомнила, что на третьей паре ее ждет зачет по САПРу, и носиться по Академии нежелательно. Отдала все Робке. После уроков встретила в коридоре Илью, он прошествовал мимо, как не увидел, — с гордо поднятой головой, прям король. И больше с ней не разговаривал. Ну и черт с тобой, подумала Оля, хотя было неприятно: ощущала себя рыбой, бьющейся об лед. Нет, не рыбой — мухой. На стекле. И вот она, свобода, видно же, и не достать.
Филька вернулся скоро, вместе с мужчиной лет тридцати. Оказалось, выпускник Академии. И было ему не тридцать, а двадцать два. Просто он по распределению попал на Венеру. Там условия такие, что состарился мгновенно. Рассказывал такие ужасы, что Оле стало сильно не по себе.
— Ну как, еще не передумала на Венеру ехать? — спросил потом Филька.
После звонка Оля дождалась Наташу, и вместе они отправились в спорткомплекс. Немного опоздали, уже началось построение. Мимо прошел Цыганков.
— Походка, как у Буратино, — заметила Наташа.
Оля хихикнула: очень точно. И не преминула сказать:
— Зато фигура хорошая.
Он действительно был сложен как Аполлон в
По сравнению с прошлым годом зрителей было раза в четыре больше. Оля порадовалась: в этом была и ее заслуга. На скамейке рядом с ней с одной стороны сидела Рита, с другой — Наташа и девочки из В-1011. Они просто больше никого тут не знали, жались к Оле, как к старшей сестре.
Оля восхищалась ребятами из своей группы. Они все как на подбор: рослые, узкобедрые и прямоплечие, как будто их прислали сюда с соревнований по гимнастике. Участники состязаний высовывались из колонн, приветственно махали своим болельщикам. Цыганков вышел, постоял с Лилькой, потом направился к Оле. Невозмутимо отпихнул Риту — та слова не сказала, — уселся, принялся поправлять застежки на кроссовках. Моравлин пару раз осторожно выглянул, но как только замечал, что Оля смотрит в его сторону, тут же отворачивался. Цыганков справился с застежками, встал в строй.
К середине состязаний Оля вдруг почувствовала что-то не то. Она не могла сформулировать, что ее беспокоило. Она как будто в двух мирах очутилась. Точней, провалилась в колодец, и звуки реального мира доносились то глухо, то слишком гулко. Она изумленно повертела головой, взгляд наткнулся на колонну ребят из группы. Земляков, Ходжаев, Черненко, Карпатов, Котляков, Лосев… нет, далеко. Карпатов. Да, Карпатов. Оля вгляделась пристально, до рези в глазах. Ничего. Отвернулась — и поймала! Попробовала снова. Как раз в момент поворота, когда картинка на краю зрения начинает размываться, это стало видно. Полупрозрачное кольцо, кажется, темное, над головой. Если смотреть прямо, ничего не видно, только понимаешь, что там есть что-то страшное.
Оля не заметила, как насторожился Цыганков, как толкнул локтем Моравлина, показывая на нее. И Илья не отворачивался, только взгляд у него был холодный, вприщур. Это Оле потом Наташа рассказала.
Последним состязанием был челночный бег. Всего-то проблема: добежать до противоположной стены, коснуться ее, вернуться и коснуться ладони следующего бегуна. Оля вдруг поняла, что тут-то это кольцо блуждающей смерти над головой Карпатова и проявится. Бесцеремонно растолкала участников, ничего не говоря, схватила за локоть Карпатова и поставила его самым первым. Кажется, кольцо исчезло. Павел посерьезнел, протянул было руку остановить ее, но передумал. Наташа потом сказала, что он понимающе переглянулся с Моравлиным.
Когда Карпатов уже приготовился, Оля вскочила с места. Кольцо на мгновение мелькнуло совсем ярко! Рядом с ней на скамейку плюхнулся Цыганков, а напротив — Моравлин. Оля их не заметила.
Карпатов миновал середину зала, и тут Оля увидела. Метр до стены, скользко, падает, головой об стену, кровь, санитары, накрывают его простыней с головой, так возят только трупы…
— Сто-о-ой! — закричала она, разрывая легкие.
Цыганков вдруг повис у нее на плечах, сбивая с ног, повалил на пол, и к ней несся Робка Морозов, выскочивший из своей колонны… Но она успела увидеть, как все полыхнуло белым, и Карпатов упал.