Кощеева невеста
Шрифт:
В следующий миг Радосвет понял, почему Василиса промолчала. По садовой дорожке прямо в их сторону шагал парнишка лет пятидесяти (это сколько же на человечий счёт будет? пятнадцать?), худой, если не сказать тощий, зато высокий, с каштановыми (точно такими же, как у Василисы) взъерошенными волосами, собранными в небольшой хвостик. Одет он был тоже по-навьему: в синие шаровары и атласный жилет на голое тело – даже без меха. В его лице – особенно в глазах – было что-то лисье, и царевич ничуть не удивился бы, если бы выяснилось, что парень умеет превращаться в лисицу, как он сам – в волка. Дивий
– Мама, а кто это? – парнишка с карими лисьими глазами нахмурился. Его голос был негромким и вкрадчивым, но довольно мелодичным, как у придворного певца Бояна – того самого, что издавна служил царю Ратибору, прославляя того на всех пиршествах.
– Наш гость, – уклончиво ответила Василиса, а Радосвет вдруг почувствовал, что ноги подкашиваются, и ухватился за куст белоягодника, чтобы не упасть.
– Погоди! Мама?! Он назвал тебя мамой? Я не ослышался?
Василиса, вздохнув, кивнула, а лохматый парень протянул царевичу узкую ладонь:
– Будем знакомы: Лютогор, Кощеев сын. Но лучше зови меня Лис. А как твоё имя?
– Радосвет, сын Ратибора, – царевич ответил излишне крепким рукопожатием, но Лютогор даже не поморщился, только с удивлением присвистнул.
– Ну, дела… то-то отец обрадуется.
– Мы ему ничего не скажем, – Василиса приложила палец к губам, и её сын недовольно дёрнул плечом.
– Пф! Мы не скажем, так каркуши наверняка разболтают. А то ты не знаешь! Они же обо всём ему докладывают.
– Я разогнала ворон, если ты не заметил. И вообще, пойдёмте в башню, выпьем чайку и подумаем, как нам лучше поступить.
Лютогор покосился на Радосвета с явной неприязнью, но спорить не стал, только буркнул:
– Добрая ты слишком, матушка. Оттого всякий раз и страдаешь.
Они поднялись в башню по каменной винтовой лестнице и оказались в богато обставленных покоях. Похоже, Кощей не жалел для своей жены ничего: тут был и столик с позолоченными ножками, и вышитые шёлком подушки для сидения, и чудесная мозаика на стенах (а ещё – решётки на окнах). Повсюду стояли шкафы с колдовскими книгами (у царевича разбежались глаза, так много их было), на софе, накрытой парчовым покрывалом, лежала лютня, на столе стояли блюда с фруктами: яблоки, виноград и дыню Радосвет узнал, а остальное видел впервые.
– Попробуй, это вкусно, – Василиса протянула ему нечто оранжевое и круглое. Он взял угощение, протёр рукавом и попробовал надкусить яркий бок.
– Кожуру сними сначала, – рассмеялся Лютогор и тоже зашарил рукой по блюду, выискивая плод покрупнее. – Это же мандарин, умник.
– Без тебя знаю, – соврал Радосвет: ему совсем не хотелось выглядеть неучем в глазах Василисы.
Царевич никак не мог взять в толк: как у такой молодой красавицы вдруг оказался сын старше него самого? И ещё – почему это его так задевает?
Молчаливая черноволосая и черноглазая служанка из навьего народа разлила густой чай по пиалам и добавила туда немного масла, чем вызвала недоумение Радосвета.
– Эй! Разве чай пьют с маслом?
– А разве его пьют без масла? – фыркнул Лютогор, отхлебывая
Он отправил в рот несколько орешков и сушёных абрикосов и насмешливо глянул на царевича. Тот счёл за лучшее проигнорировать этот взгляд.
– Спасибо, – Радосвет кивнул служанке, но та ничего не ответила.
– А у неё языка нет, – охотно пояснил Кощеев сын. – Вырезали.
– За что? – ахнул царевич, едва не выронив пиалу из рук.
Лютогор нервно пожал плечами:
– Не знаю. Наверное, болтала много. Можно подумать, отцу нужен веский повод…
Василиса сплела руки под подбородком. Не притронувшись ни к чаю, ни к яствам, она дождалась, пока служанка уйдёт, и только потом тихо заговорила:
– Сынок, – она теребила свой шёлковый пояс. – Мне нужна твоя помощь.
– М-м-м? – промычал тот, набивая рот абрикосами.
– Мы должны отправить царевича Радосвета домой, пока Кощей не нашёл его. Ты можешь это сделать, а я – нет.
– Допустим, могу, – Лютогор развалился на подушках, явно чувствуя себя хозяином положения. – Вот только не знаю, хочу ли… Папаня с меня три шкуры сдерёт, если узнает.
– Да вы только покажите, куда идти, а я уж как-нибудь справлюсь, – Радосвету вдруг стало стыдно: он только сейчас понял, что опасность грозила не только ему самому: у гостеприимных хозяев тоже могут быть проблемы, а ему вовсе не хотелось причинять неудобства Василисе.
– Ты не дойдёшь, – Лютогор улыбнулся так, будто бы эта мысль доставляла ему радость. – Вмиг сцапают. В отцовой спальне есть волшебное зеркало – через него он узнаёт, что в мире творится. Коли мы сможем заставить его показать нам окрестности Дивьего царства и ты узнаешь какое-нибудь место, я попробую тебя туда отправить. Как только пойму, зачем мне рисковать головой из-за какого-то заблудившегося заморыша. Чем ты можешь быть мне полезен?
Василиса нахмурилась. Слова сына явно пришлись ей не по душе.
– Не тому я тебя учила, – вздохнула она.
– Помню, помню: люди должны помогать друг другу. Но я человек только на одну половину. А на другую – наследник Навьего трона. И мы, между прочим, с Дивьим царством на ножах.
– Хорош наследничек, – Радосвет, не удержавшись, усмехнулся. – Папка-то у тебя бессмертный. Так что ты вряд ли когда-нибудь унаследуешь трон.
– Так я и не хочу, – хмыкнул Лютогор, потягиваясь. – Мне этот кривой стул из костяшек даром не сдался! Только задницу себе отсиживать. Но статус, понимаешь ли, обязывает думать о стране. И о последствиях.
Он почесал в затылке, и Радосвет впервые заметил, что у Кощеева сына уши хоть и заострённые, но всё же не совсем такие, как у дивьего и навьего народа. Одно слово – полукровка.
Браки со смертными (как, впрочем, и сами смертные) были большой редкостью. Считалось, что дети от таких союзов всегда рождаются с каким-нибудь изъяном: физическим или душевным. Порой слишком жестокие, со взрывным характером, иногда и вовсе сумасшедшие – словом, от них были одни проблемы. И Лютогор всецело оправдывал сомнительную репутацию полукровок: по крайней мере, Радосвету сейчас очень хотелось его стукнуть. Он сдерживался лишь потому, что, похоже, другого способа попасть домой у него не было.