Кошачий глаз
Шрифт:
Надежда оправдалась в третьем часу дня. Скрипнула входная дверь и в холле раздались тихие неуверенные шаги. Я отложила в сторону бумаги, которые распределяла по папкам, и вышла навстречу визитеру.
Им оказалась невысокая худенькая девушка примерно моего возраста.
– Добрый день, – с улыбкой сказала ей я. – Чем могу помочь?
– Здравствуйте, – ответила она. – Я бы хотела заложить золотой браслет. Можно?
Я жестом пригласила ее в кабинет. Сташек неслышно скользнул за нами.
Браслет был не золотым, а позолоченным, и стоил копейки. А вот воспоминания девушки, которые
Клиентку звали Мариной, и она работала швеей в одном из местных ателье. Семь месяцев назад Марина купила крошечную однокомнатную квартирку в старой панельной пятиэтажке, и теперь почти все ее деньги уходили на оплату ипотеки, неторопливый ремонт и покупку кое-какой мебели. В выходные Марина подрабатывала на полставки в детском кружке мягкой игрушки – учила девочек мастерить из разноцветных лоскутков зайчиков и мышек.
В этом месяце девушка приобрела новую люстру, и деньги неожиданно закончились. До следующей зарплаты оставалось больше недели, поэтому она решила заложить в ломбарде браслет, который несколько лет назад ей подарила подруга.
На самом деле, браслет можно было не закладывать, а попросить помощи у матери. Однако Марина категорически не хотела этого делать. Она знала: родительница ей не откажет, но, прежде чем дать денег, будет долго ворчать и выговаривать дочери за то, что та решила от нее отселиться.
– Разве я тебя выгоняла? – непременно спросит она у Марины. – Нет! Ты жила тут, как королева! Лишний раз тряпку в руки не брала. И что? Свободы захотелось? Самостоятельности? Самостоятельной быть хорошо, когда в кармане звенят монеты и шуршат купюры. У тебя же там дырка, и ветер гуляет. Это же надо – всю получку в ипотеку вливать! И хорошо, если бы ты такие деньжищи за царские палаты платила. У тебя же клоповник, Маринка. Самый настоящий.
Мать прекрасно понимает, что дочь в этот клоповник сбежала от нее. Сбежала при первой возможности, несмотря на вопли родительницы, маленькую зарплату и жизнь в режиме жесточайшей экономии. Самое гадкое было в том, что эта жизнь Маринку устаивала. Получив возможность жить в собственной квартире, девушка расцвела и даже не думала раскаиваться в своем поспешном поступке и проситься обратно в родительскую квартиру.
Отношения с мамой у Марины были сложными всегда.
Они долгое время жили вдвоем – отец ушел из семьи, когда дочери было десять лет. После этого мать будто подменили. Ладить с ней и раньше было не просто, а после развода она словно сорвалась с цепи: часто кричала, придиралась к каждому Маринкиному вздоху, в приступе ярости разбивала об стену чайные чашки, а однажды собственноручно обстригла дочь налысо.
Марине тогда было двенадцать лет, и она впервые в жизни покрасила волосы – сама и втайне от матери. Та, конечно же, быстро обо всем узнала, и, заявив, что новый цвет волос девочке не идет, схватила старые портняжные ножницы и обкорнала дочь, как шелудивую дворняжку.
Маринка, конечно, сопротивлялась – вырывалась и орала так, что на ее вопли прибежала соседка. Потом эта соседка отпаивала их обеих чаем и валерианкой, а затем самолично отвела девочку в парикмахерскую – то, что натворила на голове мать, оставлять было немыслимо.
После
Ножницы, которыми матушка остригла ей волосы, Марина хранила у себя. Это была единственная вещь, которую, помимо одежды и средств гигиены, она забрала в свою новою квартиру. Ножницы были сделаны из хорошего металла, и ими оказалось удобно работать.
А еще к ним было привязано сильнейшее воспоминание детства, до сих пор портившее ей жизнь.
Я отложила в сторону позолоченный браслет, который все это время вертела в руках.
– Могу предложить за ваше украшение тысячу рублей.
– Хорошо, – покладисто согласилась девушка. – Тысяча так тысяча. Мне сейчас каждая копейка пригодится.
– Скажите, – я подалась вперед, – нет ли у вас дома каких-нибудь старых вещей советской эпохи? Посуды, например, скатертей или, скажем, ножниц? У нашего ломбарда заключен контракт с предпринимателем, который поставляет реквизит на киностудии и в тематические уголки. Этот человек платит за каждый предмет хорошие деньги. Вот, смотрите.
Я открыла страницу интернет-поисковика и в несколько кликов нашла фотографию портняжных ножниц, очень похожих на те, что хранились у моей клиентки.
– За подобные ножницы наш партнер может заплатить семь тысяч рублей.
– Семь тысяч? – едва не задохнулась от изумления девушка. – Ничего себе! У меня дома есть точно такие же!
– Приносите их сюда, – улыбнулась я. – Если вам, конечно, не жалко. Я посчитаю их вместе с браслетом, и переведу деньги в этот же день. При желании, я могу оформить ножницы, как залог, чтобы через три месяца вы смогли выкупить их обратно.
– Обратно они мне не нужны, – махнула рукой Марина. – Вы до какого времени работаете? До шести? Отлично, значит, я успею. Я мигом, честное слово. Сбегаю домой и сразу же вернусь с ножницами.
Она вылетела из «Кошачьего глаза» с той же скоростью, что предыдущие клиенты – близкой к скорости света. Едва за ней закрылась дверь, как ко мне на колени прыгнул Сташек.
«Партнер, который поставляет реквизит для киностудий, говоришь?»
– Ага, – кивнула я.
«Фантазерка ты, Света».
– А что такого? – пожала плечами я. – Мы ведь сегодня двух зайцев убьем, Сташек. Получим вкусное воспоминание, и избавим человека от ненависти к собственной матери. Причем, с минимальными трудозатратами. Я понятно объяснила, для чего мне нужны ее ножницы и почему я даю за них такие деньги, а значит, подчищать этой деве память нам с тобой не придется.
«Думаешь, ее отношения с матерью станут лучше?»
– Не знаю. Помимо той истории со стрижкой, у них было немало других ссор и скандалов. Но я надеюсь, Марина все-таки будет относиться к маме терпимее. Когда ножницы окажутся у нас, девушка наверняка найдет в себе силы позволить матери быть такой, какая она есть, и перестанет отравлять себе жизнь, вспоминая прошлые обиды. Лучшими подругами они, конечно, не станут, однако скандалить наверняка будут меньше. Как думаешь, Аристарх?