Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
— Да, конец.
— Слава Богу. Не смешаешь ли мне мартини?
Он подошел к бару, вытащил бутылку джина «Бифитер» и бутылку вермута, смешал два очень холодных сухих мартини. Она сидела на диване и соображала, куда бы еще повесить украшения.
— Спасибо, — поблагодарила она, принимая стакан. — Веселого Рождества!
— Веселого Рождества, — сказал он, — мы хотим поссориться?
— Я думала, мы уже поссорились, — ответила она, отпивая глоток.
— Я говорю то, что думаю, Сьюзен…
— Я знаю, что ты говоришь. Ты говоришь, что Томас Дэрроу-младший может быть носителем особой индивидуальности.
— Очень особой индивидуальности, судя по рассказам Джоанны.
— Просто замечательно. Особая индивидуальность, которая к тому же оказывается черной.
— А тебя это огорчает?
— Да, огорчает.
— Почему?
— Мэтью, не задавай глупых вопросов. Джоанне четырнадцать лет. Ей не нужны проблемы, которые и взрослым не всегда удается разрешить.
— Некоторые взрослые их разрешают.
— Не сомневаюсь.
— Сьюзен, я должен у тебя кое о чем спросить. Когда ты решила забрать Джоанну из школы Святого Марка… Ты употребила слово «ниггеры» в отношении…
— Я никогда в жизни не употребляла этого слова!
— Даже когда говорила о двоих темнокожих ребятах, принятых…
— Никогда! В чем дело?
— Но Джоанна сказала мне это.
— Она лжет!
— Потом ты сказала, что забираешь Джоанну из школы, потому что она переполнена неполноценными учениками.
— Ну да. Ты посмотри, что происходит! Тебе понравилось бы, если Джоанна…
— Ты имела в виду темнокожих учеников?
— Нет.
— А когда ты мне сказала: «Мы во Флориде». Что ты имела в виду?
— Это что, суд? Тогда я требую адвоката.
— Ты хотела сказать, что во Флориде ученики не считаются полноценными?
— Я не помню этого разговора и не помню, что имела в виду. Если это был наш обычный разговор и мы орали друг на друга…
— Как сейчас, — вставил Мэтью.
— Ты первый начал, — сказала она.
Наступила гнетущая тишина.
— Я собираюсь просить ее перестать встречаться с ним, — продолжала Сьюзен.
— Я не хотел бы, чтобы ты это делала.
— Она не понимает…
— Она счастлива, гораздо счастливее нас…
— А я нет! — выкрикнула Сьюзен. — Сама мысль об этом…
— О чем?
Сьюзен покачала головой.
— Я уверен, что они целовались, — сказал он.
— Замолчи!
Снова тишина.
— Извини, — произнесла она, — но ты говоришь о моей дочери.
— Она и моя дочь.
— Если ты понимаешь, что это меня волнует, то не нужно…
— Мне кажется, ты совершаешь большую ошибку.
— Да прекратишь ты или нет? Как ты можешь вообразить Джоанну с этим…
— Они — дети, Сьюзен! Чем, ты думаешь, они могут заниматься? Обнимаются, трогают друг друга…
— Заткнись! — крикнула она, выплескивая содержимое стакана ему в лицо.
По радио хор запел «Тихую ночь».
Мэтью вынул платок и вытер лицо. Он уставился на нее, словно не понимая, как все это могло случиться. Он уже собрался сообщить ей, как целовался вчера. Эта мысль доставила ему удовольствие.
Но тут зазвонил телефон.
Хор по радио пел о том, как хорошо и спокойно в мире.
Телефон продолжал звонить.
Сьюзен встала и направилась на кухню.
— Это тебя, — сказала она, вернувшись в гостиную. — Уоррен Чамберс. А потом, будь добр, уходи.
Плохо было уже тогда, когда она только целовала его.
Это было в начале.
В начале фильма.
Настоящая волшебная сказка вроде тех, что он читал в детстве, про мельника, который, умирая, оставил мельницу старшему сыну, осла — среднему, а кота — младшему, которого звали Том. Том решил, что лучшее, что он может сделать с котом, — это испечь из него пирог, а шкуру продать. Но кот, заговорив человеческим голосом, сказал, что единственное, что ему нужно, — это пара высоких сапог, красивая шляпа с пером и небольшой мешок. И тогда он сделает Тома богатым. Поэтому Том достал все это, и кот путем цепи вранья сделал Тома маркизом или кем-то вроде того — бароном или графом, он читал эту сказку уже давно, — убедил короля, что Том богат, и в конце концов Том женился на королевской дочери и зажил счастливо.
Так было в сказке.
В фильме же…
Ты принадлежала многим, и на тебе много греха…
В фильме этот ниггер, только что из тюряги, встречает проститутку, наряжает ее в высокие красные сапожки и красивую одежду, и она занимается этим с двумя другими девушками и белым юношей. В конце фильма ниггер разбогател, а проститутка стала кинозвездой. Мэг.
Кинозвезда.
Уже в начале фильма все плохо.
Она его еще только целует. Целует этого ниггера. Рот широко раскрыт, чтобы принять его губы, обещая ему алмазы и золото, только купи мне сапожки, детка. Губы встречаются, на ней красивая шляпа с пером и шелковое белье, она раскрывает перед ним рот, она расстегивает блузку, показывает ему свои груди. И вот, взрастил я благородный виноград, но как он смог превратиться в негодный?
Дальше в фильме…
То, чем она занимается с ниггером, с тремя другими женщинами, с юношей, чем она занимается…
Ниггер раздражал его больше всех.
Потому что, хотя ты и мылась щелоком со многими водами, осталась грязна предо мной.
Сидя в гостиной большого дома, он снова и снова смотрел на мерцающее изображение на экране.
И я привел тебя в плодородный край, чтобы ты ела плоды его и пользовалась всеми благами его, но ты осквернила дар мой.
— Мне кажется, ты неточно расслышал, — сказал Тик, — я думаю, она произнесла все-таки «Дилл».
— Нет, она сказала «Дил», — возразил Моуз, — я знаю, как говорят ниггеры, она сказала именно «Дил».
— Тогда почему мы обзвонили всех Диллов из этой телефонной книги, одиннадцать Диллов, и никто из них никогда не слыхал про Маргарет Дил. Ты ошибся, Моуз.
— Нет, я расслышал верно, — настаивал Моуз.
— Я хочу еще раз проверить всех этих Диллов. Может быть, мы пропустили кого-нибудь.
— Говорю тебе — Дил!
— Где телефонная книга? — спросил Тик.
— Ты только напрасно потеряешь время, обзванивая вновь всех этих Диллов.