Кошки-мышки с мафией
Шрифт:
Вначале я решил упереться в стенки желоба руками и подняться таким образом вверх. Лучше, конечно же, это было бы делать с помощью спины и ног, но для такого вида передвижения у меня пока не было упора — верхний желоб начинался выше моего пояса.
Сил мне явно не хватало. Я успел всего лишь три раза перехватить руками, как левая ладонь сорвалась, и я загремел вниз.
Впрочем "загремел вниз" — громко сказано. Подняться я сумел разве что сантиметров на двадцать. Я честно сделал еще четыре попытки, пока не понял, что это бесполезно.
Однако
Я не пожалел еще три спички, чтобы как следует осмотреть желоб и выяснить, нет ли там какой-нибудь зацепки. И мне удалось увидеть то, что было нужно! Почти у самого верха желоба, где он опять переходил в горизонтальное положение, был вбит короткий стальной штырь. То ли на нем держался стык всей этой конструкции, то ли он служил еще для каких-то целей, я не разобрался. Важно, что за него можно было зацепиться.
Но ни веревки, ни тем более каната рядом добрый дядя не положил. Вначале мне пришла в голову дикая мысль снять с себя рубашку и попробовать зацепиться за штырь рукавом. Но после я понял, что надо делать!
Мысленно поблагодарив себя, что не ношу подтяжки, я вытянул из брюк ремень и потрогал его пряжку. Это было именно то, что нужно: крепкая кожа и стальная пряжка.
Пришлось запалить сигарету и раскурить ее как следует. Видимость, естественно, была не такой хорошей, как от спички, да выбирать не приходилось.
Я сложил ремень на манер слоеного пирога и приготовился к прицельной стрельбе по штырю. Меня уже начало мутить от этого дурацкого табака, когда пряжка прочно села на штырь. Я выплюнул скуренную почти до фильтра сигарету, на всякий пожарный затоптал ее ногой и, подпрыгнув, повис на ремне.
Ремень этот, еще дедовский, подарил мне папаня, когда мой, недавно купленный, поистерся и пришел в совершеннейшую негодность. Дедовский же пояс, хоть и был несколько облуплен и потерял некоторое количество эмали с пряжки, был еще ой как крепок.
В общем, помянув хорошим словом дедулю, купившего в свое время такое хорошее изделие, я потихоньку стал продвигаться через тернии — к звездам.
С первой попытки мне удалось доползти до штыря и зацепиться рукой за край желоба. Кряхтя, как пенсионер последнего призыва, я забрался наверх, свесил ноги и отдышался. Еще минуты три ушло на то, чтобы определить ремень на место, съехать по наклонному желобу, выбить ногами решетку вентиляции и, повиснув на руках, спрыгнуть вниз, в электрощитовую.
Успех так окрылил (или опьянил меня — не знаю, что уж лучше), что я совсем не подумал о том, как я буду выбираться обратно из этой комнаты, если стола и стула там не найдется.
Приземлился я довольно удачно, лишь слегка затормозив лбом о шершавую бетонную стенку. Я встал на ноги, чиркнул спичкой и издал тихий победный крик. Я попал туда, куда нужно. И здесь был свет! Щелкнув выключателем (хотя в данном случае его логичнее было бы назвать "включателем"), я стал осматриваться.
За синими силовыми щитами басовито гудели напряжением провода. Никаких опознавательных знаков,
Сами щиты заперты не были, и это сильно облегчало мою задачу. Я раскрыл их нараспашку и принялся исследовать. В каждом я увидел черные эбонитовые тумблеры с небрежно намалеванными белой масляной краской надписями. Вверху, в кособоком строю, выстроились автоматические предохранители. Разложив на коленях план-схему коммуникаций, я принялся размышлять.
Особо сильно ломать голову мне не пришлось: вскоре я нашел в одном из щитков подпись под тумблером "Б-2", что несомненно означало "Бомбоубежище-2". Именно так, "Б-2", было обозначено место нашего заточения на плане.
Но меня интересовал не тумблер, а предохранитель. Я поднялся на цыпочки, прищурился и прочел выдавленные на его корпусе данные: "УХЛ-4 -250В 6,3 А".
Именно про эти шесть целых, три десятых ампера мне и нужно было знать. Я со злостью ткнул пальцем в красную кнопку предохранителя и… белая, которая разъединяла сеть, тут же выскочила наружу. Я задвинул ее на место и тяжело вздохнул. Предохранитель явно был в рабочем состоянии…
Из рассказа лица
без определенного места жительства
дяди Пети-Хром-нога
Чудной однако тада я сон видел. Витька Фиксатый, который с цыганами связался да и сгинул потом с ними, приходит ко мне в берлогу и, фиксой своей сверкая, говорит:
— А што, дядя Петя, за жисть твою праведную и долготерпеливую, хочешь я тебе чудо сотворю?
Я ажио в смехе захлебнулся:
— Да аткуда у тебя чудо, Витенька?
Ты же вор и бродяга. Да вот еще с цыганами подрядился травку дурную продавать. Ты грешник, грешник, голубь мой…
А он хмурится, а от фиксы евойной вдруг сияние такое распространилось, одно слово — необыкновенное:
— Ты, дядя Петя, не знаешь ничево об обустройстве мира, а я уже там, дядя Петя, и послан к тебе оттуда. Знай же, Хром-нога, знай, што на земле этой более всего угодны моему нонешнему господину воры и бродяги. И тебе за твою подвижническую деятельность положено чудо при жизни.
Так, значит, и сказал. А потом Витек протягивает мне Чебурашку, да не пустую, а сургучной печаткой закрытую, и вещает:
— Вот, тебе, дядя Петя, бутыль бездонная. Во всякое время — будь то день или ночь, ясно иль ненастье — будет она наполнена. Пей да помни доброту господина нашего!
И стал из бутыли этой прямо мне в морду прыскать. А мне мокро, да и стыдно — чево это он игру такую, впору для детей малых, со мной затеял? Ну тут Витек, видать, осерчал и рыкнул:
— А ну, просыпайся, человек без имени-отчества!
Я глаза-то открываю… — ба-атюшки святы! — меня за грудки мильтон держит. Он хоть и не в форме был, без фуражечки с кокардой, но я этих легавых за версту нюхом чую.
Я глаза-то быстро обратно прикрыл и шепчу:
— Витька! Витюха! Расскажи ещо раз про чуду твою — не стану больше смеяться.