Кошмары
Шрифт:
– А с чего бы мне не соглашаться?
– Потому что я – это я, разумеется! – Маша свирепо уставилась на Тайну. – Никто не хочет со мной жить! Тебе что, не противно на меня смотреть?
– Не противно.
– А ты знаешь, что у меня уже есть соседи по комнате? – спросила Маша. – Посмотри туда!
Тайна проследила за ее взглядом и увидела, что потолок спальни густо заплела паутина. В пыльных кружевах копошились жирные блестящие пауки разных размеров и форм. Один, с крестом на спине, шлепнулся на пол в паре метров от Тайны, прополз по линолеуму и скрылся под кроватью. Только сейчас девушка обратила внимание, что окно, углы
– Это мои друзья, – сообщила Маша. – Ну что, теперь ты уберешься?
– Нет, – сказала Тайна. – Меня все устраивает. Где здесь выдают постельное белье?
Некоторое время Маша сверлила Тайну недобрым взглядом, а после проворчала:
– В кладовой, напротив туалетов. Там найдешь все, что нужно.
Было шумно и жарко, резко пахло тушеной капустой и рыбными котлетами. Большое прямоугольное помещение с высоченным потолком и кафельными стенами было разделено на две части: с одной стороны располагалась кухня, а с другой – сама столовая. Границей служил длинный металлический прилавок, вдоль которого двигалась очередь. Воспитанники детского дома брали пустые миски, похожие на каски солдат, павших под вражеским огнем, пластмассовые подносы и выстраивались друг за другом. Дежурные в засаленных передниках накладывали им еду из больших закопченных кастрюль. Лена приглядывала за процессом, стоя чуть в стороне и жуя большое сочное яблоко. Старосту побаивались, и, пока она смотрела, почти никто не толкался и не лез вперед.
Тайна взяла поднос, посуду и встала в конец очереди. Прилавок был грязный, кафель – в пятнах жира, в остальном же дела здесь оказались поставлены на удивление хорошо. Каждый дежурный знал свою роль – кто-то стоял на раздаче, кто-то занимался грязной посудой и подносами. Несколько девочек-поварих деловито носились между разделочными столами и газовыми плитами. Что бы ни задумал Иван Николаевич, в его планы явно не входило заморить детей голодом. Да и пахла еда весьма неплохо – Тайна, еще ни разу за свою короткую жизнь нормально не пообедавшая, ощутила, как желудок мучительно сжимается, требуя еды.
Маша, в своей вязаной шапочке и мешковатой толстовке, заняла очередь чуть раньше, поэтому между ней и Тайной было еще несколько детей. Некоторые вели себя спокойно, другие вертелись, пересмеивались и гремели посудой. Маша смотрела себе под ноги, а когда кто-то толкался, лишь сильнее втягивала голову в плечи. Когда пришла ее очередь получить порцию капусты, дежурный – тощий мальчишка с острым, как у хорька, лицом – вывалил все мимо тарелки, прямо на поднос. Несколько человек, видевшие это, захихикали. Маша наградила его ненавидящим взглядом.
– Двигайся, двигайся, – усмехнулся дежурный. – Очередь задерживаешь!
Чуть дальше девочка в замызганном переднике и помятом поварском колпаке выдавала рыбные котлеты. Каждый детдомовец, независимо от возраста, получал по две штуки. Когда к дежурной подошла Маша, та отодвинула кастрюлю и сказала:
– Котлеты кончились! Иди отсюда!
Лена видела, что происходит, но продолжала спокойно жевать яблоко, облокотившись на подоконник. Маша взяла поднос, по которому растекался водянистый гарнир, и поплелась за дальний столик.
– Обойдется без котлет, – сказала дежурная.
– Правильно, пусть пойдет мух наловит, – поддержал ее похожий на хорька мальчик.
Теперь Тайна поняла, почему ее соседка по комнате была неприветливой и озлобленной. Если каждый день тебя мучают и шпыняют, поневоле начнешь огрызаться.
Любой человек мог с легкостью ответить на вопрос, что ему нравится, а что нет, но только не Тайна. Она еще мало знала про саму себя, но, глядя на то, как издеваются над Машей, внезапно поняла, что терпеть не может несправедливость. Если всем по две котлеты – значит по две. Тайна решила обязательно вмешаться в следующий раз, а пока что получила причитавшуюся ей порцию и села за ближайший столик, под плакатом «Когда я ем – я глух и нем!». Ниже, под лозунгом, кто-то дописал: «Хвостат, когтист, уродлив, неказист» – и пририсовал страшную зубастую физиономию.
– И вообще ты дура.
– Да пошел ты на фиг! Сам дурак!
Напротив Тайны, плечом к плечу, сидели мальчик и девочка. Одинаково светловолосые и голубоглазые, они бросали друг на друга сердитые взгляды.
– Почему вы ссоритесь? – поинтересовалась Тайна, разламывая котлету.
– А тебе какое дело? – буркнула девочка.
– Не обращай внимания на Ирку. У нее характер отвратительный, – сказал мальчик. – А ты новенькая? Тебя Иван Николаевич привел?
– Да.
– Правда, он хороший?
– Ну, не знаю, – протянула Тайна с набитым ртом. – Мне он что-то не понравился.
– Правильно, – обрадовалась Ира. – Никакой он нам не папа, он злой и страшный дядька. А его третий глаз – фууу!..
– Так вы из-за этого ругались? – догадалась Тайна.
– Из-за чего же еще! Димка все время говорит глупости, а мне приходится слушать.
– Так не слушай, чего ты с ним сидишь? Вон сколько столов вокруг…
– Это плохая шутка, – обиделась Ира. – Думаешь, приятно быть сиамскими близнецами?
– Ах, вот оно как… – покивала девушка. – А скажи, ваша староста, Лена, у нее что? Рога, копыта, когти? Или, может, крылья?
– А ты что, сама не видишь? – удивилась Ира. – У Лены ядовитое жало! Она же скорпион!
– Эта рогатая ничего не видит, – сказал Дима сестре. – Мы сначала тоже не видели, помнишь?
Тайна еще не поняла, почему все дети вокруг считали себя уродами. Может, это была какая-то странная игра, а возможно… «Возможно, я действительно чего-то не вижу», – подумала Тайна. Она прищурилась, пристально разглядывая сидящих за столами и снующих туда-сюда детдомовцев. От напряжения у нее разболелась голова, но ничего необычного Тайна так и не заметила. Если у подопечных Ивана Николаевича действительно были какие-то уродства, ее глаза этого не различали.
Поужинав, Тайна вернулась в спальню. Головная боль усилилась, растекаясь по черепу горячими волнами. Снова появилось ощущение, что в затылке засел раскаленный шуруп. Девушка рассеянно сбросила кроссовки, стряхнула с подушки паука и рухнула на одеяло. Дождь все еще лил, хоть и не так сильно. Звук бьющих в окно капель убаюкивал, и вскоре Тайна почувствовала, что засыпает.
Шум дождя превратился в отдаленный невнятный гул, похожий на шипение радиоприемника. Где-то снова затянули песенку про дождик, но теперь голоса звучали слаженно и торжественно, подобно пению церковного хора. Тайна прислушивалась к словам, но могла разобрать только «Дождик, дождик, пуще! Аллилуйя!». За пением и шелестом капель Тайна не сразу расслышала чьи-то тяжелые шаги, а расслышав, открыла глаза и огляделась.