Космическая ферма
Шрифт:
Прямо перед войной посадили директора завода - очень хорошего и требовательного человека. Позже мать ему писала, что его посадили за то, что «торговал налево» продукцией завода. Дело в том, что помимо основной продукции военного назначения у них на заводе выпускали в одном из цехов обыкновенные иголки, и данный товар пользовался настолько большим спросом, что рабочих этого цеха на проходной проверяли даже лучше, чем в оборонных цехах. Тем не менее, случаи выявления «несунов» не прекращались. Так вот, директор завода по подложным документам организовал хищение продукции и перепродажу ее спекулянтам. Кстати, очень многие, кто попал в тюрьму, в то время промышляли спекуляцией. Возраст и круг общения не позволяли ему судить о том какая ситуация с «репрессиями» сложилась в других кругах общества.
Вспоминая войну, Поляков мог согласиться с тем, что в ее начале ими командовали не совсем опытные командиры.
Кстати, в боевом уставе, действительно, напрочь отсутствовали вопросы ведения оборонительного боя. Поэтому, в любой, даже самой убийственной для подразделения ситуации, поступала команда атаковать. Потом появились наспех распечатанные, даже не наставления, а листовки. В них излагалась тактика подразделений в обороне. Эти листовки раздавали солдатам и младшим командирам и, к чести их составлявших, уже имея некоторый опыт, лично он почерпнул в них много нового и полезного. Значит, перед войной в этой области действительно допустили ошибку. Последующие боевые действия Ивана в этом только убедили. За все время его службы в полку, ему не известен ни один случай, когда военнослужащих полка судили по «политическим» статьям. Солдаты ходили в самоволки и выясняли между собой отношения. Были случаи, когда торговали имуществом. Офицеры так же периодически «гремели» в таких делах. На политзанятиях замполит полка рассказывал о том, какая сложилась ситуация в армии после Гражданской войны. Оказывается, таких «Пантелеев» тоже хватало и в действующей армии. Замполит назвал это «Героическим головокружением». От этих офицеров армия и избавлялась. В конце 30-х годов ситуацию удалось исправить, и он, замполит, этим очень гордился. Сам Поляков только слышал об этих временах. Во время его службы ничего подобного не происходило, дисциплина среди военнослужащих поддерживалась железная.
О послевоенных годах Иван ничего сказать не мог, кроме одного, двигаясь на запад, он с горечью наблюдал то, какое количество граждан изменили своей стране. Первоначально они на месте расстреливали всех дезертиров, полицаев, власовцев и прочую мерзость, названия для которой не удосуживались искать. Это продолжалось очень не долго, так как вскоре поступил приказ, категорически запрещающий самосуд, и грозящий в случае его нарушения самым жестоким наказанием.
Получается, что Страна встала на защиту этого отребья! Доводивший до них этот приказ замполит роты категорически пресек любые вопросы на эту тему, пообещав лично расстрелять на месте нарушивших приказ, чем сильно удивил всех солдат. Конечно, замполит тогда погорячился, и ни разу не выполнил своего обещания, но в нескольких последовавших потом случаях, виновных в самосуде арестовали, и осудили к большим срокам заключения военными трибуналами. Так вот, лично Иван может с уверенностью заявить о том, что в военное время количество сидевших в тюрьме за свои преступления на оккупированных территориях исчислялось десятками, а может и сотнями тысяч.
После окончания войны это количество обязательно, как минимум бы, удвоилось, так как преступность и бандитизм буквально захлестнули страну. С момента официального окончания войны и до увольнения из армии в декабре 1946 года Поляков потерял очень много товарищей потому, что они сразу и без перерыва, вступили в войну с бандитами. После Победы его часть направили в Стрыйский гарнизон Львовской области, и он не понаслышке может сказать о том, как там обстояли дела.
Фашистских прихвостней и отъявленных бандитов искореняли по лесам в течение года с активностью ведения полноценных боевых действий. Только по истечению года смогли рассеять крупные банды и загнать их в леса. Только с этого момента стало можно говорить о каком-то признаке прихода Советской власти в эти края. К сожалению, именно о признаке. Борьба с бандитами продолжалась, и хотя и уже не носила такого масштабного и кровопролитного характера, но тем не менее- людей продолжало гибнуть очень много. Самое неприятное, что в это время опять начали проявляться «Пантелеи». Поляков с обидой и откровенным не пониманием разглядывал захваченных в плен бандитов – бывших солдат, честно и мужественно прошедших все испытания войной и сломавшихся на малом - водке, девочках и беззаботной жизни. Они категорически не хотели работать! Это не носило катастрофически массового характера, однако, Поляков не сомневался, что его страну опять ждет затяжная полноценная война с преступностью, особенно, когда начнется массовая демобилизация.
Он и сам хотел бы хорошенько отдохнуть после всего того, что выпало пережить, но понимал, что это невозможно. Лично Иван смирился с участью его поколения - сначала в полной мере отдать свою жизнь и здоровье борьбе с врагом, а потом так же приступить к ликвидации ее страшных последствий во имя счастливой жизни следующих поколений. Лично он готов к этому. Но вот готовы ли к этому многие другие ???
Его размышления прервал Николай Фомич, все это время молча наблюдавший за зятем. Он вручил ему увесистый чемодан с бланками и карандашами и попросил задавать вопросы, если что-то не понятно. Поляков ответил, что пока у него вопросов нет но, если появятся до отлета, он обязательно их задаст по коммуникатору. Перетерпев семейные объятия и поцелуи своих новых родственников, Поляков побрел на свой корабль. Возвращаться домой абсолютно не хотелось.
По пути домой Иван вспомнил погибшего в 1944 году Александра Панкратова, кандидата наук по психологии. Во время службы он всегда искренне восхищался способностью этого человека воспринимать душу собеседника. По своему влиянию Панкратов находился на несколько голов выше всех замполитов, агитаторов, коммунистических и комсомольских вожаков вместе взятых. Он мог просто и доступно объяснить самые непонятные события любому, даже тем, кто вообще не имел никакого образования. Его слушались и уважали. Поляков гордился, что его командиром отделения являлся именно Панкратов. Еще со времени их контрнаступления под Москвой, Панкратов стал постоянно вести разговоры с жителями освобожденных территорий. Он использовал любой момент для этого, а результаты своих бесед потом записывал в потрепанную толстую тетрадь, с которой никогда не расставался.
Естественно, это не могло не вызвать интереса СМЕРШевцев, и как то Александр пропал. Поляков и другие солдаты из отделения аккуратно поинтересовались у командира взвода судьбой своего командира отделения, на что тот только пожал плечами, единственно, успокоив солдат тем, что Панкратов находится в штабе полка. Через четыре дня Панкратов к великой радости сослуживцев появился в отделении, слегка прихрамывая и со следами побоев на лице и теле. Все расспросы на эту тему он пресек, сказав, что произошло недоразумение. Еще через неделю командир роты лично передал Панкратову его тетрадь. При этом, ротный разговаривал очень уважительно, назвав Панкратова по имени и отчеству, и чего за ним никогда не наблюдалось в отношении подчиненных - на Вы. С этого времени Панкратову никто не мешал разговаривать с жителями. Несколько раз Поляков наблюдал за жаркими спорами, Панкратова с солдатом из другого взвода по фамилии Авдеев. Как понял Поляков, заядлые спорщики являлись представителями одной профессии и не могли прийти к единому мнению по решению какой то проблемы. Авдеев говорил, что ссылаться на западные источники конечно опасно, но его путь решения проблемы более совершенен. Панкратов всегда возражал, что у России всегда был и будет свой путь, и история их обязательно рассудит.
Поляков вспомнил как на заводе почти неделю отец и дед спорили до хрипоты по поводу того как восстановить угробленный нерадивым рабочим токарный станок. Отец ссылался на безграмотность деда, опиравшегося только на три класса церковно-приходской школы и свой практический опыт, в то время как сам щеголял пятью классами рабфака и чертежами, на этот станок. Один раз отец настолько увлекся спором, что дед «от души» проложил его кулаком, от чего оппонент отлетел метров на пять, и еще долго не мог прийти в себя сидя на земле и мотая головой. Дождавшись, когда отец смог воспринимать действительность, дед поинтересовался у сына, почему тот молодой и здоровый не смог выдержать удар престарелого инвалида первой мировой войны.
Отец, хмуро посмотрев на деда, произнес, - Опыт батя. Я хорошо знаю, сколько ты свернул носов и челюстей, пока бабка стала твоей.
– Так вот, опыт и цени, а не хвастайся временем, в течение которого твоя жопа сидела на лавке. Это еще не показатель хорошей работы головы, - подвел итог дед.
Естественно, батя больше не стал испытывать судьбу, ибо являлся не только умным, но и человеком, категорически не склонным к самоубийству.
Продолжившийся спор протекал уже в более мирной обстановке. Так и не придя к общему решению, отец и дед воплотили каждый в отдельности свои мысли, так сказать «на бумаге». Времени ушло одинаково, и когда они закончили, Поляков, бросив все дела, побежал в цех понаблюдать за испытаниями. Отец и дед бросили монету, кому первому демонстрировать свою идею в действии, так сказать «в металле».