Космическая метка
Шрифт:
В голове набатом звучало только одно имя, а в душе выжженная пустыня с планеты счастья Айрин. Кто только придумал такое нелепое названия для мертвой земли, что наполняли чудовища. Даже растения на поверхности имели зубы.
Оставалось сделать пару шагов и выбраться из холода подземелья, но тонкая женская рука небольшого размера дернула меня вниз. Я полетела по ступенькам, теряя сознание.
В темноте я видела свечение звезд. Пестрые и узкие хвосты комет указывали мне дорогу к черному озеру душ. Где спиною ко мне стоял мужчина со сломанными крыльями.
— Что случилось, отец? — спросила я первое пришедшее на
— Их сломало защитным барьером планеты.
Отец долго будет восстанавливаться, ведь произошедшее в небытие на прямую влияет на состояние в реальном мире. Вот только получить телесные повреждения практически невозможно. Александр Дит и тут отличился.
— Как мне найти тебя, моя принцесса? — мягким тоном спросил мужчина. Он наклонил голову набок и продолжил свою речь.
— И что так расстроило мою дочь?
— Иен Ан Брадос мертв, — я видела, что император Марины хотел возразить и поведать, что данная информация для него не новость. Но я остановила его поднятой вверх ладонью.
— Я в плену у Аниты Анбас. Она убила помогающего мне Иена.
Отец пошел рябью, словно сигнал терялся. Через мгновение я стояла одна у самой кромки черной воды. Говорят, это место имеет для каждого свой оттенок. Мама увидела красоту синего космоса, ее хентериская подруга — черное месиво звезд, ну а я движение жизни, ведь любая звезда — это душа. Когда ее век заканчивается, она возвращается в озеро. Именно, эти следы я наблюдала перед собою. Для меня космическое пространство представляло собою росчерки на черной бумаге.
Остается только надеяться, что отец слышал мои последние слова.
Яркий белый свет резал глаза. Обнаженная я лежала на железном столе, привязанная толстыми плетеными веревками на пиратский манер. Руки плотно прилегали к телу, но кистями я могла пошевелить.
— Рада снова видеть тебя, дитя. — Анита пугала меня своим спокойным ровным тоном гораздо больше, чем когда захлебывалась гневной тирадой.
— Что вы хотите сделать со мною? — я спросила в надежде потянуть время, только оно у меня и оставалось.
Анбас раскладывала блестящие инструменты на стоящем чуть поодаль маленьком столике. Рядом расположился длинный стол вдоль всей стены. На нем находилось множество различных склянок, банок, трубок и приборов, больше походивших на экспонаты древней лаборатории, тех времен, когда варили зелья и читали строчки в надежде получить невозможное. Невежды, которые отдали свои жизни, ради нелепых экспериментов. Хотя, вселенная дала им все ответы, просто они не желали признавать очевидное.
— Думаешь, что поддерживает молодость моей кожи? — спросила и тут же сама себе ответила женщина. Ее не интересовало мое мнение. — чужая жизнь, помимо крови и костей с кожей, у каждого из нас имеется энергетическая оболочка, кто-то называет ее душою. Хотя, — она посмотрела на меня, беря со стола склянку с зеленой жидкостью, — тебе, думаю, это известно. Хентерийцы научились отбирать жизнь у одних своих детей и одаривать ею других, тем самым отбирая самых сильных и способных. Вижу и это тебе известно.
Я не слушала дальнейшее рассуждение маленькой леди, поскольку знала,
По сути тоже самое проделала моя мать с цвергом. Но она в отличии от Аниты спасала собственную жизнь, не желая причинить боли другому существу. Только сейчас, на пороге уничтожение, я поняла Марину. Ее переживания и замкнутость, груз вины вечно будет лежать на ее плечах. А еще боль, что причиняла единственная дочь своими обвинениями и упреками.
— Прости, мама! — прошептала я матери, даже не надеясь, что она узнает о моем раскаянии.
Анита сделала шаг, по направлению к моему железному ложе, замешкалась и вернулась к своему столу, добавляя капельку в колбу. По комнате расплылся сладковатый запах амелиса.
— Так будет вкуснее! — улыбаясь, произнесла госпожа Анбас. В ней будто жили две совершенно разные личности: одна — степенная и порядочная леди, готовая прийти на помощь подруге Валенсии Ан Брадос; вторая — безумная одержимая женщина, которая забирает чужую жизнь дабы продлить свою молодость.
— Пей! — Анита не настраивала, но сияющие в ее руке инструменты с изогнутыми ручками говорили о намерении, сломать мне пару зубов, дабы влить опасный напиток.
Глоток и я погружаюсь в сладкую негу, что дарит обманчивое чувство блаженства. Глоток и мир перед глазами плывет яркими красками, дыхание замедляется, а рядом стоящая женщина начинает читать древние тексты, призывая мое душу следовать за ней.
Я стала сгустком чистой энергии, облетела вокруг своего тела и услышала призыв, что исходит от женщины. Но вдалеке раздавалась куда более манящая песня озера душ. Я потянулась к спокойной черной воде, но паутина слов Аниты встала на пути. Метания не принесли пользы, я только сильнее увязала в липких нитях.
Вот только когда женщина занесла руку со сверкающим кинжалом, чтобы разорвать связь тела с энергетической оболочкой, в комнату ворвался кровавый император Марины. Словно в подтверждение своей славы, его биомеханический костюм пропитался алой жидкостью из тел, тех кто посмел преградить ему путь.
Одним взмахом металлического крыла, он отрезал занесенную для удара руку женщины, вторым — отбросил ее прочь от моего ослабленного тела. Нити державшие меня рядом с Анитой лопнули, и я устремилась в синеву космоса. Впервые он блистал для меня своими красками. Озеро душ казалось прозрачным и чистым, манящем в свои тихие спокойные воды.
Боль резкая и пронзающая вернула меня толчком назад в тело. Надо мною нависал отец с испуганными, полными отчаяния глазами. Он прижал меня к себе, раскачивая, словно маленькую девочку, и поглаживая волосы.
Сладко-горький привкус амелиса на губах перебивал терпкий аромат антидота — веаленисткой сайганки. Ее сухие цветы полностью поглощают яд амелиса, но пыльца убивает гораздо быстрее голубого цветка со звезды Айрин.
— Иен мертв! — я захлебывалась слезами, не в состоянии ясно поведать о случившемся. Только сейчас придя в себя на ступенях у входа в родовой дом Анбас, я ощутила всю боль потери. Душу разрывала на части, а тело ломало в агонии.