Космические инженеры
Шрифт:
– Доктор, вы меня совсем запутали, – пожаловался Херб.
– Мы и сами запутались, – ответил Кингзли. – И тогда нам пришло в голову, а вдруг мы ловим чистую мысль. Мысль, посланную на невообразимое число световых лет. Но какова может быть скорость мысли? Мысль может быть мгновенной… скорость ее может быть ниже скорости света. А может быть где-то в промежутке между этими двумя точками. В одном мы уверены эти сигналы – проекция мысли. Но вот перемещаются ли они в обычном пространстве или совершают прыжок из одного измерения в другое, мы не знаем и, наверное, не узнаем никогда. Много времени мы потратили на прибор, который вы видите в соседней
– Но зачем кому-то понадобилось посылать позывные на Плутон? – удивился Херб. – Пока здесь не появились мы, на планете не было никакой жизни. Бесплодная планета, без атмосферы, слишком холодная для любой формы жизни. Конец пути творения.
Кингзли внимательно посмотрел на Херба.
– Молодой человек, – поучительно начал он, – мы не должны никогда и ничего считать само собой разумеющимся. Как мы можем утверждать, что на Плутоне никогда не было жизни и разума? Откуда мы знаем, что миллиарды лет тому назад здесь не возникла и не расцвела высокоразвитая цивилизация? Откуда мы знаем, что много миллиардов лет назад экспедиционный корпус с какой-нибудь далекой звезды не прилетел сюда и не колонизировал эту планету?
– Все это звучит неубедительно, – возразил Херб.
Кингзли нетерпеливо поднял руку.
– Сами сигналы тоже невероятны, – пробасил он. – Но вот они. Я уже много думал об этом. Мое проклятье – это мое воображение; ученый не должен ему поддаваться. Ученый должен продвигаться вперед, прикладывая один осколочек знания к другому, и только тогда делать выводы. Фантазия – удел философов. Но я так не могу. Я пытаюсь понять, что могло произойти и что еще может произойти.
Я представил, как далекая планета обшаривает космос в тщетной надежде связаться с давно потерянной колонией здесь на Плутоне. Я представил, что кто-то пытается восстановить связь с людьми, которые жили тут миллионы лет назад. На этом я и остановился.
Гэри снова набил трубку и, закурив, хмуро уставился на клубы табачного дыма. Опять голоса из космоса. Голоса, звучащие сквозь бесконечное ничто. И голоса эти говорят что-то такое, что томит человеческую душу.
– Доктор, – начал он, – вы не единственный, кто слышал голоса из далекого космоса.
Кингзли резко повернулся к нему.
– Кто еще? – спросил он почти враждебно.
– Мисс Мартин, – спокойно ответил Гэри, затягиваясь. – Вы ведь еще не слышали истории мисс Мартин. Я полагаю, что именно мисс Мартин могла бы вам помочь.
– Каким образом?
– М-м, дело в том, что мисс Мартин тысячу лет совершенствовала свой мозг. Мысль ее работала без перерыва почти десять столетий.
Лицо Кингзли вытянулось от удивления.
– Это невозможно, – выдавил он.
– Почему бы и нет, если речь идет об анабиозе.
Кингзли открыл было рот, чтобы возразить, но Гэри быстро продолжил:
– Доктор, помните ли вы историю некой Кэролайн Мартин, которая во время войны с Юпитером отказалась отдать военным свое изобретение?
– Да, конечно. Ученые долго гадали, что же она изобрела…
Кингзли вдруг вскочил со стула.
– Кэролайн Мартин! – Он посмотрел на девушку и сипло прошептал: – Вас ведь тоже зовут Кэролайн Мартин.
Гэри кивнул:
– Доктор, это та самая женщина, которая тысячу лет назад отказалась выдать свой секрет.
Глава пятая
Доктор Кингзли посмотрел на часы.
– Еще немного, и пойдут сигналы, – сказал он. – Через пару минут мы будем прямо напротив Туманности Андромеды. Она уже и сейчас видна над горизонтом.
Кэролайн Мартин в куполообразном шлеме села к телепатической машине. Присутствующие не сводили глаз с крохотной лампочки на крышке прибора. Когда начнут поступать сигналы, лампочка замигает ярко-красным глазом.
– Боже, жутко-то как, – прошептал Томми Эванс и провел рукой по лицу.
Гэри смотрел на девушку. Она сидела очень прямо и была похожа на королеву с короной на голове. Она сидела и ждала, ждала голоса существ, отделенных от нее немыслимой бездной, сквозь которую даже свету нужно добираться много-много лет.
Мозг, отточенный тысячелетней работой; женщина, владеющая четкой и неумолимой логикой. Она говорила, что очень многое обдумала в своей скорлупке, ставила перед собой различные задачи и разрешала их. Что же это за проблемы, о которых она размышляла? Какие загадки вселенной она разгадала? Она ведь еще совсем молоденькая девушка, почти ребенок, ей бы сейчас играть в теннис или танцевать… но ее мысль работала тысячу лет.
В этот момент замигала лампочка. Гэри видел, как Кэролайн подалась вперед, услышал, как у нее перехватило дыхание. Карандаш, который она держала в руке, выпал и покатился на пол.
В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая только сипением Кингзли. Он шептал Гэри:
– Она понимает! Она их поймает…
Гэри прижал палец к губам.
Красная лампочка погасла, и Кэролайн медленно повернулась в кресле. Глаза ее были широко распахнуты, она молчала, подыскивая нужные слова.
– Они считают, что им отвечает кто-то другой, – наконец сказала она. – Они думают, что это высокоразвитая цивилизация, которая когда-то обитала здесь. Источник сигналов очень далеко. Намного дальше, чем Туманность Андромеды. Туманность Андромеды просто случайно находится в том же направлении. Они удивлены, что никто не отвечает. Они хотят помочь нам установить контакт, но используют такие научные термины, которые я не понимаю… что-то связанное с искривлением пространства и времени, но они оперируют законами, которых я не знаю. Им что-то от нас нужно, и они не могут ждать. Похоже, кому-то грозит большая опасность. Они считают, что мы можем помочь.
– Угрожает опасность? Но кому? – удивился Кингзли.
– Я не смогла понять.
– Ты можешь им ответить? – спросил Гэри. – Так, чтобы они тебя поняли?
– Попытаюсь.
– Нужно просто думать, – принялся объяснять ей Кингзли. – Думать четко и сосредоточенно. Максимально сосредоточиться, как бы отталкивать от себя мысль. Шлем улавливает импульсы и сам пропускает их через мыслепроектор.
Изящные пальцы Кэролайн переключили режим. Зажглась электронная лампа и засветилась ослепительным голубым пламенем. Нарастающий вой заполнил небольшое помещение, потом перешел в ровное гудение, все электронные трубки заполнил ослепительный свет.