Космический Апокалипсис
Шрифт:
— А трупы?
Когда он ответил, ответ прозвучал так, как будто иного и быть не могло:
— Они должны упасть вместе с кораблем.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Орбита Цербера-Гадеса, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й
Вот и подошло начало. Силвест сидел, сцепив пальцы, перед ярко освещенной оптической проекцией, занимавшей весьма значительную часть объема его каюты. Паскаль, наполовину погруженная в тень, лежала на постели и казалась собранием абстрактных скульптурных округлостей. Он же, скрестив ноги, сидел на татами, слегка покачиваясь взад и вперед и наслаждаясь приятными воспоминаниями о нескольких миллилитрах произведенной на корабле водки, которые он проглотил несколько минут назад. После нескольких лет вынужденного воздержания устойчивость Силвеста к алкоголю упала до невероятно низкого уровня, что в данном случае можно было счесть за достоинство, ибо возбудило процесс отрешения Силвеста от внешнего мира. Водка не заглушила его внутренних голосов, она скорее уж породила явление, сходное с эхоотражающей камерой, так как внутренние голоса получили дополнительную интенсивность. Один из них был так громок, что чуть ли не глушил остальные. Это был голос, который осмеливался задавать вопросы о том, что именно Силвест ожидал обнаружить на Цербере. Ответа на этот вопрос не было, и у Силвеста возникало ощущение, что он шагает по темной лестнице, забыв число ее ступеней. Вместо ожидаемого пола нога могла ощутить внезапную пустоту, от которой обрывается сердце.
Подобно шаману, творящему Духов Воздуха с помощью пальцев, Силвест заставил модель планетарной системы, спроецированную перед ним, прийти в движение. Схема изображала сравнительно небольшой объем космоса, включавший Гадес, орбиту Цербера и — на самой границе — приближающиеся машины, построенные людьми, сейчас уже не скрытые планетой. Геометрическим центром этой композиции был сам Гадес, тускло светившийся зловещим багровым светом. Эта крохотная нейтронная звезда имела в диаметре всего несколько километров, но она доминировала над своим окружением — ее гравитационное поле бешено вращалось.
Объекты, находившиеся в двухстах двадцати тысячах километров от нейтронной звезды, успевали обежать ее по орбите дважды в час. Теперь, когда дневник Алисии был изучен более тщательно, выяснилось, что еще один беспилотный зонд был уничтожен именно на этом расстоянии от Гадеса, и Силвест провел еще одну красную линию, которая отмечала смертельно опасную границу. Цербер убил этот зонд, будто этот маленький мир был ориентирован на защиту тайн Гадеса не меньше, чем на защиту собственного благополучия. Еще одна тайна. Что же она дает? Силвест долго искал ответа на этот вопрос, но так и не нашел. Он понял лишь одно: в этих местах нет ничего предсказуемого и ничего логичного. Если он будет постоянно помнить эту истину, то у него появится шанс победить там, где тупые машины — и его жена — потерпели поражение.
Орбита Цербера находилась куда дальше, за девятьсот тысяч километров от Гадеса, и он пробегал ее каждые четыре часа и шесть минут. Силвест иллюминировал эту орбиту холодным зеленым цветом — она казалась относительно безопасной, во всяком случае, до тех пор, пока никто не приблизится к самой планете.
Что касается оружия Вольевой — бывшего «Лорина», — то оно собственными силами переходило на более низкую орбиту, что пока не вызывало какой-либо реакции со стороны Цербера. Однако Силвест не сомневался, что где-то там, внизу, есть Нечто, отлично знающее, что они тут. И это Нечто пристально наблюдает за ждущим приказа Вольевой кораблем. Надо только терпеливо ждать, когда же произойдет то, что должно произойти.
Силвест приказал модели сжаться так, чтобы их суперсветовик стал хорошо виден. Он находился в двух миллионах километров от нейтронной звезды. Всего шесть световых секунд, что примерно соответствовало предполагаемой дальности действия энергетического оружия, хотя оно должно было для этого обладать огромными размерами. Один только механизм нацеливания, чтобы дать разрешение, позволяющее увидеть корабль, должен иметь протяженность не меньше нескольких километров. Впрочем, материальное оружие на таком расстоянии было не страшно, если не считать массированной атаки релятивистских снарядов, но и это было маловероятно. Судьба «Лорина» показывала, что Цербер предпочитает действовать быстро и скрытно, не устраивая демонстрации огневой мощи, которая могла бы выдать тщательно замаскированную корой планету.
Все предсказуемо с машинной точностью. И здесь есть западня.
— Дэн, — произнесла, просыпаясь, Паскаль. — Уже поздно. Тебе нужно отдохнуть перед завтрашним днем.
— Я говорил вслух?
— Как положено истинному безумцу. — Глаза Паскаль нервно шарили по каюте и остановились на схеме. — Значит, это все же состоится? Не могу поверить, что все это на самом деле.
— Ты говоришь об этом или о Капитане?
— И о том, и о другом. Мне кажется, они неразделимы, Одно зависит от другого. — Она замолчала, а Силвест поднялся со своей циновки, перешел на постель и стал нежно ласкать лицо Паскаль, пробуждая давно похороненные воспоминания — те, которые он свято хранил все годы, проведенные в заключении на Ресургеме. Паскаль ответила на его ласку, и уже через мгновение они занимались любовью со всей страстью людей, находящихся на грани эпохального свершения и знающих, что такой момент может уже никогда не повториться, а потому каждая его минута драгоценна.
— Амарантяне уже ждали достаточно долго, — сказала Паскаль. — И тот бедняга, которому ты хочешь помочь, тоже. Нельзя ли нам отделаться от них всех?
— А зачем бы я стал это делать?
— Хотя бы потому, что мне не нравится, что с тобой происходит. Неужели ты не чувствуешь, что тебя силой заставляют заниматься всем этим? А на самом деле ни одно, ни другое не есть результат твоих собственных действий?
— Теперь уже поздно останавливаться.
— Нет! Не поздно, и ты это знаешь. Прикажи Саджаки немедленно повернуть вспять. Обещай, если хочешь, сделать для Капитана все, что в твоих силах, но я думаю, Саджаки и без того боится тебя и согласится на любые условия. Брось Цербер-Гадес, пока он не сделал с нами того же, что сделал с Алисией.
— Они не были подготовлены к атаке, а мы — будем. И это громадная разница. Фактически мы ударим первыми.
— Что бы ты там ни рассчитывал найти, оно все равно не окупит того риска, на который мы идем. — Она сжала его лицо в своих ладонях. — Неужели ты не понимаешь, Дэн? Ты же уже победил! Ты доказал свою правоту. Ты получил то, чего добивался всю жизнь.
— Этого недостаточно.
Паскаль было холодно, но она осталась рядом с ним на постели, где Силвест то проваливался в неглубокую дрему, то выныривал из нее. Он давно уже забыл, что такое настоящий сон. Паскаль, конечно, права. И нечего этим амарантянам стаями носиться в его мозгу. Оставили бы его в покое хоть на одну ночь. А она хочет, чтобы он забыл их навсегда. Нет! Такого выбора у него просто нет. Тем более сейчас. Но даже мечта, чтобы они покинули его хоть на несколько часов, и то отнимала у него уйму сил — больше, чем у него есть. Его сны — это сны амарантян. И когда он просыпается, то часто за силуэтом своей спящей жены видит переплетенные крылья, злобно настороженные крылья, чего-то жаждущие крылья.
Ибо дело стремилось к своему началу.
— Ты почти ничего не почувствуешь, — сказал ей Триумвир Саджаки.
Триумвир говорил правду, во всяком случае — поначалу. Хоури не ощутила ничего, когда промывка мозгов началась, за исключением легкого давления шлема, который прочно сидел на ее выбритой голове, чтобы его сканирующие системы расположились с нужной точностью. Она слышала слабое пощелкивание и посвистывание, но не более того. Даже ощущения щекотки, которого она ждала, и то не было.
— Не вижу в этом необходимости, Триумвир.
Саджаки уточнял параметры поиска, набирая команды на гротескно устарелой консоли. Какие-то снимки частей мозга Хоури — моментальные снимки с низкой разрешающей способностью — вихрем вились вокруг него.
— Значит, тебе нечего опасаться, не так ли? Нечего, совсем нечего? Это просто та процедура, которую я обязан был проделать, когда тебя рекрутировали, Хоури. Конечно, моя коллега возражала…
— Так зачем же она нужна сейчас? Что я такого сделала, чтобы ты занялся этим?