Космос становится больше. Хаббл. Расширение Вселенной
Шрифт:
Эта интерпретация требует пояснений. Звезды производят металлы, которые после смерти частично отдают обратно в межзвездное пространство. Из межзвездного пространства рождаются новые звезды, которые в конце концов тоже возвращают в окружающую среду произведенные металлы. После нескольких поколений звезд среда обогащается металлами, и этот эффект накопления становится причиной того, что молодые звезды содержат много металлов.
Бааде назвал молодые звезды в диске звездами населения I, а старые звезды в балдже и звезды шаровых скоплений — звездами населения II. Возник главный вопрос: если звезды в диске и в балдже разные, возможно ли, что и цефеиды в диске и в балдже также отличаются? И действительно,
Бааде заново рассчитал расстояния и обнаружил, что Вселенная оказалась вдвое больше, чем представлял Хаббл. Это разрешало одно важное сомнение. Согласно первым расчетам постоянной Хаббла, возраст Вселенной был равен двум миллиардам лет. Однако с помощью радиоактивного распада геологи вычислили, что возраст Земли составляет четыре миллиарда лет, то есть Земля старше Вселенной, что абсурдно. Однако после расчетов Бааде оказалось, что возраст Вселенной должен быть больше, чем считал Хаббл, — примерно четыре миллиарда лет.
Мы находим самые маленькие и слабые [спиральные галактики], их число постоянно растет, мы знаем, что все дальше и дальше углубляемся в космос, так как самые слабые туманности могут быть обнаружены только большими телескопами, и так мы идем к границам известной Вселенной.
Эдвин Пауэлл Хаббл
Конечно, проблема была немного сложнее, потому что из величины постоянной Хаббла нельзя напрямую получить возраст Вселенной, но вмешательство теоретиков было решающим, а они считали, что возраст Вселенной и время Хаббла должны быть величинами одного порядка.
Наверное, Хаббл, находившийся на острове Спесути, встретил эти новости без восторга. Он не очень-то любил, когда ему указывали на ошибки. Но на самом деле эту новость можно было интерпретировать как подтверждение основных выводов Хаббла о том, что Вселенная велика и закон расширения в ней выполняется.
Любой другой астроном обрадовался бы новым данным, которые подтверждали и уточняли его достижение, но не таков был Хаббл. Вернувшись в Маунт-Вилсон, он окончательно разругался с Бааде. Хаббл чувствовал, что его открытия оспариваются, что его задвигают в тень, и эта тревога передалась Хьюмансону.
В 1944 году Уолтер Адамс подал в отставку. Обсерватории нужен был новый директор, и очевидным выбором было назначение на эту должность самого известного астронома Маунт- Вилсона — Эдвина Хаббла. Однако вскоре возникли сомнения относительно его возможностей совмещать административную работу с исследовательской.
Сам Адамс был одним из наиболее убежденных противников этой кандидатуры. Хаббл постоянно отсутствовал на работе: он часто находился в Англии, а если не в Англии, то рыбачил на Рио-Гранде в Колорадо, а если не на Рио-Гранде, то, значит, веселился где-нибудь на званом вечере. Научная деятельность, такая плодотворная и интенсивная в прошлом, отошла для Хаббла на второй план. Он мало знал астрофизику, которая в то время переживала расцвет, поскольку помогала интерпретировать результаты астрономических наблюдений. Хаббл был «в высшей степени индивидуалистом», «англомания стала для него религией». Со стороны Адамса звучали и другие комментарии, лишенные дружелюбия. Отношения бывшего директора с Хабблом и так не были хорошими, а теперь совсем испортились. Хаббл уезжал куда ему было нужно, а в своих статьях он не указывал, что является астрономом Маунт-Вилсона.
Разрешить конфликт и определить, кто станет новым директором, должен был Институт Карнеги. Президент института разделял точку зрения Адамса. Хаббл был хорошим ученым, но в институте мало знали о его отличной работе в военной баллистической лаборатории и считали, что Хаббл не имеет управленческих навыков, что его самонадеянность и эгоцентризм не позволят ему руководить большим коллективом. «Я никогда не обращаю внимания на мелкие особенности межличностных отношений», — сказал президент.
С другой стороны, кандидатуру Хаббла поддерживал Ричард Толман. Астрономы всего мира не могли понять, как можно отказать в такой должности человеку, имеющему столько заслуг. Кроме того, — говорил Толман, — Хаббл придет в ярость, если его не назначат, и из-за обиды он начнет вставлять палки в колеса новому директору. Разумеется, Институт Карнеги не смог интерпретировать этот довод в пользу Хаббла, напротив — посчитал его прекрасным аргументом для того, чтобы не назначать ученого директором.
Также думали о кандидатуре Шепли, но его личные качества вызывали еще большее неприятие. В результате выбор пал на Айру Боуэна из Калтеха, и он казался правильным всем, включая Милликена, Толмана и Адамса. Боуэн не был астрономом, но зато преуспел как физик, он был протеже Милликена, и образование позволяло ему адаптироваться к астрономическим наблюдениям. Кроме того, Боуэн был приветлив, дипломатичен и ловко разрешал межличностные конфликты. Когда решение было принято, оставалась одна проблема: как сказать об этом Хабблу?
Решение предложил сам Боуэн: нужно назначить Хаббла президентом Комитета по научной программе — чисто консультационного органа. Этот пост, конечно, не директорский, но он позволил бы ученому развивать научные проекты, а зарплата директора и президента комитета была примерно одинаковой.
Однако Хаббл был уверен, что только он достоин занять пост директора. Решение Боуэна ему не понравилось, и ученый заявил, что выбор физика вместо астронома очень раздражает. Хаббл предложил Боуэну поступить наоборот: пусть директор станет научным лидером, а его деятельность будет поддерживать исполнительный руководитель, занимающийся вопросами управления. Но решение было уже принято, и Боуэна назначили директором обсерватории.
В конечном итоге эта дипломатия дала хорошие плоды и принесла мир в Маунт-Вилсон. Хаббл смирился: его престиж был сохранен, а научный комитет, президентом которого он стал, так ни разу и не был созван.
В 1949 году Эдвин и Грейс отправились в их любимое место — в гостевой домик на Рио-Гранде, в Колорадо. Эдвин занимался ловлей форели — довольно подвижным видом отдыха для 60-летнего человека. Они жили в тихой, почти безлюдной местности на высоте 2000 метров над уровнем моря. Хабблы отлично проводили время в компании друзей — семьи Кротти.
Там, на Рио-Гранде, у Хаббла и произошел сердечный приступ, который чуть не свел ученого в могилу. Из-за удаленности от цивилизации и трудной доступности это было худшее место в мире для таких неприятностей. Домашний врач Хабблов, доктор Пол Старр, поставил диагноз по телефону и сообщил, где находится ближайшее лечебное учреждение. Это оказалась больница святой Марии в Гранд-Джанкшен, за 150 км. В больнице сестры милосердия и врачи всеми силами старались помочь Хабблам, но это скорее была моральная помощь. Присматривать за известным больным приставили одну из монахинь — она не имела медицинского образования, хотя и стремилась компенсировать его отсутствие заботой и вниманием.