Коснись горизонта
Шрифт:
Это расстраивало ее, это сердило ее гораздо больше, чем мысль о Бен-Рашиде или Клэнси, сующих нос в ее личную жизнь, хотя умом она понимала, что расстраиваться из-за этого неразумно. Но почему, собственно говоря, она должна быть разумной и логичной? Она, черт возьми, останется такой, какой была всегда — эмоциональной и искренней.
— Да, это расстраивает меня, — сказала она сквозь зубы. — Я чувствую себя ужасно, мне не нравится, что со мной обращаются, как с преступником или тайным агентом. — Билли поднялась с дивана. — Я не просила вас втягивать меня в ваши дела, и я не желаю быть игрушкой для вашего драгоценного Лизана. — Она
Папка с копиями собранных материалов лежала раскрытой на столе розового дерева. Дэвид без малейшего удивления поднял глаза на Билли, когда та без стука ворвалась к нему.
— Привет, Цветок Пустыни, я ждал тебя. — Он посмотрел на лежащие перед ним бумаги. — Ты действительно выступала с клоунами в цирке? Это, наверное, было здорово?
— Да, это правда! — с вызовом выкрикнула Билли, хватая со стола папку. — И все остальное тоже правда. — Ее фиалковые глаза метали молнии. — Должно быть, это предобеденное чтение приятно пощекотало тебе нервы? — Билли глубоко вздохнула. — Все это просто омерзительно! То, что ты сейчас так внимательно изучал, — это моя собственная жизнь. Как бы тебе понравилось, если бы я совала нос в твое прошлое, расспрашивала твоих друзей и раскапывала сведения о ребенке, который уже давно вырос и живет самостоятельной жизнью?
— Ты не права, эта девочка существует, — сказал Дэвид спокойно, в глазах его мелькнула грусть. — Эта маленькая девочка все еще жива. Ты ведь знаешь, что все эти расследования не моя идея. Я надеюсь, что узнал бы все это и сам в свое время.
— И все-таки ты прочел этот отчет?!
— Да, я прочел его. — Дэвид откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на нее. — Я должен был быть святым, чтобы устоять перед искушением узнать о тебе все, что можно, когда это все лежит у меня под рукой. Я даже не буду лгать тебе и говорить, что верил, что ты не будешь против. Я знал, что ты разозлишься, как фурия, узнав, что я прочел это.
— Ты прав. Я разозлилась.
— Ты имеешь полное право возмущаться. Вторжение в частную жизнь — это серьезная брешь в наших отношениях. — Он взял папку из ее рук и бросил в корзину для бумаг, стоящую около стола. — Тем не менее ты не просто негодуешь, ты в бешенстве. Твоя бурная реакция совершенно не-соразмерима с моим проступком. Спросила ли ты себя, почему ты так остро реагируешь? Ты цыганка, которая скользит по поверхности жизни! Почему то, что я знаю об этом, так испугало маленькую девочку?
— Я не испугалась, — быстро проговорила она. — Я ничего не боюсь. Я слишком упряма, для того чтобы бояться. Мы, приютские, должны быть такими. Ты же читал: непослушна и самоуверенна. Не правда ли, все это мало похоже на трогательную сиротку?!
— Скорее похоже на то, что моя любимая сильная Билли выдумывает что-то такое, чего и сама не понимает. Похоже, что ты в отчаянии, что тебе одиноко. — Его глаза странно блеснули. — Господи, как мне хочется поддержать тебя, помочь тебе пережить все это!
— Я не нуждаюсь ни в твоей, ни в чьей-либо помощи, — заявила Билли. — Я рано поняла, как устроен мир. — Она пожала плечами. — Люди, которые приютили меня, не могли помочь мне, потому что они не могли полюбить
Он представил себе одинокую Билли, готовую разделить с кем-нибудь переполнявшую ее любовь и не имеющую никого, кто бы нуждался в этой любви, и почувствовал почти физическую боль от желания защитить ее. Ему хотелось взять ее на руки, покачать, как маленького ребенка, чтобы уменьшить боль ее одиночества, которую он чувствовал за этой дерзкой попыткой защититься. Он видел, как мечется она между неуверенностью и страхом. Боится поверить, боится полюбить, боится отдать свое сердце. Душа, которая жаждет любви, но настолько боится ничего не получить в ответ, что отказывается от малейшей попытки. «Подожди, Цветок Пустыни, отбрось страх и позволь мне доказать тебе, что бывает по-другому». Он медленно разжал пальцы и глубоко вздохнул. «Еще не время», — решил он.
— Наверное, это было похоже на то, как если бы тигренка стали держать вместе с домашними кошками, — пошутил Дэвид. Он видел, как ее напряжение слабеет.
— Я вовсе не была такая уж плохая, — сказала Билли с неуверенной улыбкой. — Просто я не терплю подачек и одолжений. Когда все они оставляли меня в покое, я вела себя вполне сносно. — Улыбка исчезла с ее лица, она нахмурилась. — Все это на самом деле не имеет никакого значения. Дело только в этом проклятом досье.
— Это «проклятое досье» уже в мусорной корзине, и там ему самое место, — ответил ей Дэвид. — Теперь я узнаю о тебе только то, что ты сама захочешь мне рассказать. Обещаю. — Его улыбка была просящей и одновременно виноватой, она почувствовала, как теплая волна поднялась в ней. — Ты сможешь простить меня, Билли?
«Какие могут быть сомнения», — беспомощно подумала она. Он был так обезоруживающе искренен, что ее гнев совершенно испарился.
— Наверное, да, — неохотно призналась она. — Но не тех ищеек, которые бродят вокруг меня. Пусть они не смеют совать нос в мои дела. Твой всесильный покровитель шейх Карим вряд ли сам верит в то, что я подосланная к тебе террористка. Но ему вряд ли понравилось, когда я назвала его варваром.
— Карим, без всякого сомнения, был этим обижен. — В глазах Дэвида искрился смех. — С детских лет он старается избавиться от деспотических черт в своем характере. Небезопасно намекать ему, что он не очень в этом преуспел.
— Я учту это, — пожала плечами Билли. — Так или иначе, ему не придется слишком долго мучиться со мной. Ты говорил, что механик почти закончил ремонт моего джипа.
— Почти. — Улыбка исчезла с лица Дэвида. — Сегодня днем на вертолете должны были доставить запасные части, которые необходимы для ремонта.
Почувствовав, как внезапно сжалось сердце, Билли тут же приказала себе держаться спокойно.
— Через день-другой я уже могу ехать? — стараясь казаться беспечной, спросила она. — И Карим, и Клэнси наконец-то вздохнут с облегчением.