Коснись меня огнем
Шрифт:
— Тогда почему горгиос распускают такие сплетни о его сиятельстве?
— Потому что так сказал Винсент Фостер. Он первый обвинил Джулиана. Мистер Фостер любил леди Линден и оплакивал ее смерть. Но я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что его спесивая сестрица помогла этим слухам распространиться. У Рейчел Фостер были все причины ревновать к леди Линден, и она, естественно, поддержала брата. Я знаю, что Джулиан невиновен, но только вот доказать это не могу.
— Тогда почему ты не попросишь этого Фостера рассказать, как все было? — вставила Панна.
— Мне бы очень хотелось,
Блейз внезапно замолчала, вспомнив о бале. Панна тогда так и не объяснила ей вразумительно, что подразумевала под черными делами Рейчел Фостер.
— Ты знаешь больше, чем говоришь, да, Панна? Глаза старой цыганки внезапно стали непроницаемыми, но она лишь покачала головой, покрытой платком:
— Ты все узнаешь со временем. Наберись терпения дитя.
Но Блейз с каждым днем становилось все труднее и труднее терпеливо ждать, ведь на карту было поставлена ее будущее.
Не только Блейз было трудно скрывать нетерпение, Джулиану — тоже. Он уже совсем не так оптимистично, как вначале, относился к нашествию цыган на свои земли. Жалобы на воровство сыпались со всех сторон. Наспех устроенная в Хантингдоне ярмарка только усугубила положение, ибо привлекла в округу огромное количество других цыган. Каждую ночь со дворов фермеров дюжинами исчезали куры. Джулиан оказался в весьма щекотливом положении: с одной стороны, защищал цыган, с другой — платил за их прегрешения, поскольку именно он пригласил их сюда и теперь нес всю ответственность. Однако когда он расспрашивал о кражах Блейз, она прикидывалась несведущей.
— Как все спешат обвинить цыган в исчезновении кур! — сказала она с совершенно невинным видом, которому Джулиан тем не менее не поверил.
— Только не пытайся делать из меня дурака, проказница, у меня-то сведения из первых рук, и я отлично знаю, что для обвинений в адрес твоих друзей есть все основания. Надеюсь, на сей раз ты им не помогала?
— Нет, конечно, — весело рассмеялась Блейз, — не стану же я красть у тебя. Да и Миклош тоже. Это было бы против их закона. Наверное, воруют цыгане из другого табора.
Джулиан поверил ей на слово, но не очень-то обольщался, что Блейэ и впредь будет вести себя образцово. Для женщины ее темперамента она уже и так слишком долго оставалась спокойной. А пока друзья-цыгане рядом, всегда есть соблазн вернуться к старым привычкам.
Ему очень хотелось отправить цыган куда-нибудь подальше, но их присутствие доставляло Блейз такую радость, что он не решался на это. Он не хотел лишать ее единственных друзей, по крайней мере до того времени, когда она заведет новых, равных ей по нынешнему положению. Джулиан не одобрял влияния, которое имели на нее цыгане, но все же был вынужден признать, что, попадая в их общество, Блейз всякий раз превращалась в необыкновенную женщину. Только среди своих друзей она становилась столь оживленной и неотразимой.
Джулиан признавал и другое: Блейз очаровывала его в любых обстоятельствах. Ее поведение было полно противоречий. Временами она казалась не по годам мудрой, временами — совсем ребенком. Джулиан поймал себя на том, что улыбается, вспоминая, с каким восторгом Блейз пробовала на ярмарке жареные каштаны и конфеты, приготовленные из сахара и масла.
За последние недели он понял, что ему становится все труднее сохранять безразличие по отношению к ней. Он старался придерживаться золотой середины, желая добиться ее уважения и послушания, но не любви. Не хотел, чтобы ее счастье зависело от него, и только от него. Да и сам не хотел попасть к ней в кабалу.
Но Блейз так радовалась всему, от нее исходила такая неукротимая энергия, что сохранять равнодушие было невозможно. Она была подвижна, соблазнительна и действовала на него как яркое солнце на человека, который всю жизнь был слеп или чья душа четыре года была мертва. Джулиан чувствовал, что она медленно возвращает его к жизни, излечивая своим веселым смехом и живой прелестью. Ему все труднее становилось отказать ей в чем-либо. Она почти ничего не просила для себя и целиком была поглощена заботами о других, и чаще всего — о нем. Джулиан невольно сравнивал ее со своей первой женой. Каролина всегда стремилась получить от жизни лучшее — самое красивое платье, самые элегантные экипажи, самые дорогие украшения. Блейз, напротив, надев старое платье и бусы, лишь бы платье и бусы были цыганскими, довольствовалась прогулками по лесу с ребятишками в поисках орехов или припозднившейся ежевики, была рада любой встрече со своими друзьями-цыганами. Знатные титулы не производили на нее ни малейшего впечатления, как, впрочем, и сами англичане.
Как-то в середине ноября Блейз принялась уговаривать Джулиана утром следующего дня отправиться на ловлю ежей вместе с Миклошем. Он не стал сразу отказываться, но, заметив, что он колеблется, Блейз капризно надула губки, что сделало ее чрезвычайно привлекательной, и обвила руками его шею, не обращая внимания на исполненного важности Хеджеса, который прислуживал им за завтраком, и еще двух лакеев, стоящих неподалеку.
— Прошу тебя, Джулиан, ты обязательно должен принять участие.
— Чем вызвана такая необходимость, дорогая?
— Тем, что ты всегда слишком серьезен, а тебе надо научиться радоваться жизни. Не следует быть таким напыщенным.
— Но я понятия не имею о том, как ловят ежей…
— Мы тебя научим.
— …и совсем не уверен, что хочу этому научиться.
— Джулиан, прошу тебя.
— К тому же на завтра у меня назначена встреча с Маршем.
— Уверена, ее можно отложить на один день.
— А моя нога?
— Обещаю, мы будем двигаться медленно. К тому же твоей ноге уже гораздо лучше. Ты почти не хромаешь. А если она заболит, я сделаю тебе массаж. Ты же так любишь, когда я делаю тебе массаж…
Фиалковые глаза Блейз излучали такую мольбу и лукавство, что Джулиан не устоял. Он с достоинством сдался, готовый вытерпеть пытку и уверенный, что предстоящее приключение никакой радости ему не принесет.
Рассвет следующего дня выдался весьма прохладный, но удивительно ясный. Блейз проснулась, наполненная предвкушением предстоящего удовольствия. Это состояние сохранялось и за завтраком, и по дороге в табор. К удивлению Джулиана, она распорядилась запрячь двуколку и погрузить в нее одеяла и корзину с едой для пикника.