Костёр чужих желаний
Шрифт:
— Не знала, — честно ответила ведунья. — Но если вина в меню не значатся, то я, пожалуй, согласна. Где там твой кабак?
Кафе оказалось именно кафе, а не кабаком, старательно прикидывающимся приличным заведением. В подобное заведение днём и порядочным девушкам не зазорно заходить. Лекарку, конечно, приличной уже лет десять никто не называл, но место ей понравилось. Чистенько, уютненько, на столах скатерти в клеточку, в вазочках астры, на стульях — подушки.
Стены художественно декорировали сухими венками из трав и полевых цветов. Вычищенный до блеска очаг мирно подмигивал
Ушастый, даже не озаботившись поинтересоваться предпочтениями лекарки, сделал заказ. Примерно этого Арха от него и ожидала — на то они и лорды, чтобы не подозревать о существовании чужого мнения. Полненькая и румяная, как свежевыпеченная булочка, служанка проворно приволокла им кувшин с горячим отваром, одуряюще пахнувшим малиной. Следом последовало блюдо, смахивающее размерами на тележное колесо, полное крохотных пирожков. И такое же, но уже со сладкими пирожными.
— Надеюсь, ты не из тех девушек, которые по вечерам при виде еды в обмороки падают? — спросил шавер, разливая напиток по стаканам.
Арха в ответ только вопросительно подняла брови, потому что разговаривать с пирожком, целиком сунутым в рот, было как минимум невежливо.
— Неужели совсем о фигуре не заботишься? — недоверчиво переспросил желтоглазый.
Ведунья покрутила пальцем у виска, демонстрируя неактуальность этого вопроса. Она и фигура находились на диаметрально противоположных полюсах. Заботиться стоит о том, что есть. Арха же всю свою сознательную жизнь больше напоминала пышущую здоровьем крестьянскую девку, чем не утончённую леди. И отказ от ужина изменить реальность не мог никак.
— Кстати, я так и не спросил, как тебя зовут, — прихлёбывая отвар и не обращая внимания на еду, поинтересовался ушастый.
— Арха… — проговорила студентка невнятно.
И то для этого ей пришлось судорожно, как змее, заглотить наполовину непрожёванный пирог.
— Это-то я знаю. Я спросил, как тебя при рождении назвали.
— Ара, — растерянно ответила девушка.
— «Жизнь дающая», да? Красиво, — протянул он задумчиво, — очень по-женски.
— Ты знаешь человеческий?
Сказать, что ведунья удивилась, было бы слишком корректным преуменьшением. Наверное, такое же впечатление на неё мог произвести потолок, решивший рухнуть на голову. Человеческий язык в империи, кроме самих людей, не знал никто. За ненадобностью. С равным успехом он мог изучать язык кур или, например, свиней.
— Немного, — признался ушастый, — у меня талант к языкам. Схватываю быстро.
— Ты, я смотрю, вообще кладезь талантов, — отмерла лекарка и потянулась за новым пирогом.
Но, честно говоря, теперь её больше занимала не еда, а ушастый. Пожалуй, он был симпатичнее своего братца. Хотя ему, на взгляд Архи, не доставало… зрелости, что ли? Все-таки, Шхару больше подходило определение «молодой шавер», а не «мужчина».
Впрочем, от этого он казался только симпатичнее. Его несоразмерно большие, как и у всего чернокожего племени, глаза отливали скорее не жёлтым, а цветом спелого крыжовника. Они играли всеми оттенками густого мёда, но ещё и зеленью, подсвеченной темным изумрудом и немного топазом. Ресницы длинные и по-девчачьи пушистые. Губы для мужчины полноваты. Но, главное, у него было то, что в Ирраше отсутствовало напрочь — обаяние.
— Ну, до разнообразия талантов брата мне далеко, — честно признался Шхар.
— Да? А я думала, у него имеется один единственный талант, — поразилась ведунья, берясь за пирожные, — рычать на всех и хамить.
— Ну, это даже не талант. Это дар, Тьмой данный, — усмехнулся ушастый. — Значит, ты принадлежишь не Иррашу. А кому тогда?
Есть Архе расхотелось мгновенно. Аппетит, грустно всхлипнув напоследок, улетучился, уступив месту глухому раздражению. Она села прямее, сложив руки на столешнице и сцепив пальцы в замок.
— Шхар, давай определимся. Тебя что интересует? Кому я принадлежу или с кем я сплю? — отчеканила девушка, стараясь тоном передать всю бездну её разочарования.
— А одно не подразумевает другого? — да, надеется смутить шавера разочарованием — это верх наивности. — Но мне хочется услышать ответ на оба вопроса.
— Любопытство, говорят, не порок, — согласилась ведунья. — Своей собственностью меня объявил лорд Харрат, но это было давно и юридической силы не имеет. И не с кем из них я не спала, не сплю и спать не собираюсь. Надеюсь, твоё любопытство я удовлетворила. На этом, пожалуй, мы закончим празднование нашего знакомства. Желаю здравствовать.
Она потянулась за своим плащом, брошенным на пустой стул, но ушастый просто взял и переложил одежду.
— Ара, а ты не думала, что мой интерес выходит за рамки нездорового любопытства? поинтересовался он, глядя на девушку поверх края своего стакана. — Допустим, ты мне кажешься привлекательной. Допустим, я совсем не против продолжить знакомство и даже познакомиться поближе. Но мне необходимо знать, на чью территорию я залезаю. И стоит ли оно того. Например, если будь ты с Иррашем, то я, пожалуй, рискнул бы на все, даже не спрашивая твоего согласия. Просто уж слишком сильно я его ненавижу.
В этом признании не имелось и намёка на эмоции. Простая констатация факта: он настолько ненавидел брата, что готов Арху прямо здесь, непосредственно на столе, накрытом клетчатой скатертью, изнасиловать, лишь бы Иррашу насолить. Здоровые такие, родственные отношения.
— Шикарно-о, — протянула ведунья. — Но мне интересно, почему вы, со своими территориальными заморочками, постоянно забываете: у меня существует собственное мнение и точка зрения на происходящее.
— Не забываем, а не принимаем во внимание, — поправил, видимо, любящий во всем точность, ушастый. — Забыть можно то, что стоит учитывать. Посуди сама: женщина изначально существо подчинённое. И это вполне естественно. Ты же никогда не будешь считать ребёнка равным или спрашивать его мнение, правильно? Просто невозможно заботиться о ком-то, взять ответственность за кого-то, как за себя, и при этом признавать за ним права, равные твоим собственным.