Костёр чужих желаний
Шрифт:
Она сбилась, видимо забыв слова. Вышло крайне удачно. Выглядело это так, как будто девушка, от глубоко скрытого волнения, голос отказал. Но Ю собралась с силами и продолжила:
— Я — урождённая граха из клана Белой Совы. Но, наверное, я слишком долго прожила вдали от моих родных лесов. И если ум мой согласен и даже настаивает на том, что наши законы верны, справедливы и единственно возможны, то сердце утверждает обратное. Я не найду счастья рядом с тем, кто равнодушен ко мне, если не сказать большего. Поэтому вынуждена ещё раз просить прощения и отказаться от статуса вашей
В зале повисла тишина. Видимо, присутствующим нужно было время, чтобы переварить услышанное. Ну, а некоторым требовалось ещё и перевести на язык родных елей все только что сказанное. Вычурные столичные речи суровым северянам вряд ли были по зубам. Но уже спустя всего несколько мгновений поднялся ропот. Смысла слов было не уловить, но общий настрой понимался без труда. Мнение было единогласным: «Что эта девица себе позволяет?!». Ю поёжилась, и Арха ещё раз ткнула её локтем — теперь уже выражая поддержку.
Тхия тоже не сразу сообразил, чтобы такого умного ответить. Но придворное прошлое сказывалось. Эти ребята за словом в карман лазать не привыкли. Он тоже встал и поклонился. Причём гораздо изящнее грахи.
— Уважаема Ю вольна сама выбирать дорогу, по которой ей идти. И это право она сегодня доказала. Я не могу и не хочу неволить гордую воительницу. И могу только желать, чтобы её сердце договорилось с разумом.
«М-да, с вашим разумом вообще договориться сложновато! — съязвил здравый смысл ведуньи. — Его ещё найти сначала надо, а потом догнать!».
Пришлось цыкнуть на расшалившееся сознание, потому что Тхия свою речь не закончил.
— Я только прошу разделить со мной праздничную трапезу в качестве почётной гости. Это самое малое из того, что я могу сделать для женщины, которую безмерно уважаю.
Он указал рукой на стул, предназначенный для Архи. Ю царственно кивнула, соглашаясь.
Ведунья мысленно аплодировала самой себе. Получилось даже лучше, чем планировалось изначально! Все же, усилия, которые граха потратила, чтобы эту речь вызубрить, стоили того. Как, впрочем, и потуги самой лекарки, речь писавшую. И не важно, сколько сил и страданий это потребовало. В деле соблазнения принцессы главное результат!
— Признавайся, твоих рук дело? — шёпотом спросил Дан, когда Архе, наконец-то, позволили сеть на спешно приволочённый бесами стул.
Ведунья подняла глаза и невинно похлопала ресничками, всячески демонстрируя, что она тут вообще ни причём и только поесть пришла. Рогатый улыбнулся так, как умел только он — глазами.
Пир свадебный, насколько ведунья поняла, хоть свадьбы никакой и не было, шёл своим чередом. Ну, действительно, раз уж все собрались, то не расходиться же только потому, что невеста решила из-под венца удрать? Поэтому все ели и пили, как будто им до столов присутствующим удавалось дорываться нечсто. И это было очередным разочарованием Архи. Как-то аристократические застолья она себе несколько иначе представляла.
Ни тебе музыки, ни изящных разговоров. На дальнем конце нижнего стола вообще уже ржали так, как любые подвыпившие мужики в любом кабаке. Того и гляди песни горланить начнут. Видимо, из уважения к присутствующим в немалом количестве грахам, никакой арифедской специфики не наблюдалось. Зато имелось совершенно безумное количество еды, которая исчезала со столов с магической скоростью. И все это заливалось буквально реками вина.
А лекарка сидела как на иголках, и почти не обращала внмания на Дана, который как-то странно на неё поглядывал. Тхия проявлял титаническую и совсем не нужную выдержку, так и не переходя к главному. Нет, Ю он вовсе не игнорировал. И даже больше — беседовал только с ней. Разговор, безусловно, был интересен.
Северная воительница с душещипательными подробностями рассказала про свою детскую мечту стать лекарем. И про все трудности и испытания, которые ей пришлось преодолеть, прежде чем в университет поступить. Причём, подвиг ей этот дался только с третьего раза. Не смотря на то, что её отец, видимо, чтобы избавиться от неугомонного дитя, согласился оплатить учёбу. История могла бы выжать слезу даже из камня. Да только двигаться дальше на пути завоевания одного не в меру привередливого сердца, не помогала. На взгляд лекарки, Ю выглядела недостаточно несчастной.
— Мистрис Ро, а почему, все-таки, вы отказались быть моей женой? — спросил, наконец, Тхия.
Арха, отчаявшаяся этот вопрос услышать и уже ждущая подходящего момента, чтобы самой его задать, облегчённо вздохнула.
Ю открыла было рот, чтобы с разгону ответить, но ведунья с вывертом ущипнула её за бедро. Между прочим, вывихнув себе запястье. Потому что мышцы у грахи были просто каменными. Но воительница сообразила захлопнуть пасть и вспомнить свою роль. А то она явно собиралась выдать что-то незапланированное.
Демонесса опустила глаза, разглядывая узоры на скатерти и нервно кроша в пальцах кусочек хлеба. Хотя ей бы, наверное, больше подходил осколок гранита. Потому что мякиш в её руках не крошился, а мгновенно в глину превращался. Не слишком женственно это выглядело, а от гранита хотя бы крошки остались.
— Мистрис Ро? — напомнил о своём присутствие Тхия.
— Арха, у тебя уши сейчас на затылок сами вылезут, — шепнул ведунье Дан.
Но лекарка только отмахнулась от него и, даже, отпихнула легонько. Рогатый ей подслушивать мешал. И так все больше усиливающийся шум за столом перекрывал не слишком громкие голоса потенциальной влюблённой пары.
— Понимаете, мессир, — нехотя ответила Ю, не поднимая глаз, — я вас люблю, действительно люблю. Вы, наверное, считаете, любовь с первого взгляда романтичным бредом глупых девиц. Но… Стоило мне вас увидеть — и я больше никого не замечала.
— И когда же вы меня увидели? На лекции? — поинтересовался совсем, ну совсем незаинтересованный в ответе Тхия.
— Нет, не на лекции. На параде, летом. Я только вас там и увидела. Вы были словно из золота отлиты. Мне казалось, что если смотреть на вас долго, то можно ослепнуть, — понесла явную отсебятину Ю — лекарке нестерпимо захотелось треснуть не в меру влюблённую граху. — Вы не поймёте, но там все гвардейцы одинаковые были, словно их рисовали с одного. А вы — совсем другой.