Костер для инквизитора

Мазин Александр Владимирович

Заиграла музыка. Что-то старинное. Клавесин.

– Пиццу будешь? – будничным голосом спросил похититель.

Глава восьмая

– На,– сказал Васек и сунул в рот девке порцайку икры.

Девка схавала, но глаз не открыла. Ясное дело, два часа смотреть на волосатые Васьковы мудя – стошнит.

– Эх, водочка,– ласково пробормотал Харлей, поставил стопарь в ямку на девкином крестце и кинул в пасть огурчик.

Своеобразно они смотрелись рядом: огромный,

белокожий, брюхастый Харлей и тощий, смуглый, весь в мелких шрамах Чума. И роспись на каждом своя. На Харлее – кружки пивные, бабы, мотоциклы, прочая мутотень в три краски. А на Чуме – по-простому. На зоне цветами не балуются.

– Мои,– Чума бросил карты на девкину спину, сгреб баксы.

– Непруха,– хмыкнул Харлей. Без особого, впрочем, огорчения – играли по мелочи.

Пепел с Васьковой сигареты упал на девичью поясницу. Девка дернулась: новенькая. Еще без привычки.

– Стоять, шалава! – прикрикнул Чума, подхватив бутыль «Смирновской» – чуть не упала! – Васек, по делу что скажешь?

– По тому наезду? Скажу, что кто-то в Питере сильно нагрелся. Гришавинских опустили аналогично,– последнее слово Васек произнес смачно, даже языком прищелкнул.– Земляков твоих кавказских, что Горку пасут…

– Еще раз так скажешь, зарежу,– не повышая голоса, предупредил Чума.

– А чё такое? – Васек не сразу врубился, но когда дошло, выругал себя за дурной базар: заземлячить Чуму с армяшками… – Бля буду, Чума, не подумал! Виноват!

– Проехали,– спокойно отмел Чума.– Дальше давай.

– Короче, такой же мужик – батрацкий прикид, шпалер глухой,– у Сидора двоих покоцал. У Гришки – тоже. Вагоновоза положил. Дикий фраер.

– Думаешь? – с сомнением произнес Чума.– А ты, Харлей, что скажешь?

– Ничего. Бомжей мои потрясли, но ничего не вытрясли, кроме вшей.– Здоровяк напрыскал себе водочки, кинул в пасть, зажевал.– На дне всякая тварь водится. Есть такие, что и стрелять умеют. Но не слышно, чтоб кто вдруг поднялся.

– Ищите,– сказал Чума, поглядел на часы.– Пошли, погреемся.

Поднялись. Харлей сгрузил хавку с девкиной спины, хлопнул по заду:

– Смена!

Все трое двинулись в парилку. Девка так и осталась стоять на четвереньках. Затекла.

Ласковин сдвинул наушники, прищурился. Да, практика – великая вещь. Все двадцать пуль легли в пятачок поменьше ладони.

– А ты навострился,– похвалил Митяй.

– Жить захочешь – навостришься.

Они развлекались на задворках пансионата, вот уже два месяца официально принадлежавшего «Шлему». До этого пансионатом владела какая-то фабрика, отчего здание пришло в полное запустение. Ремонт закончили неделю назад. К прежнему строению присовокупили открытый и закрытый бассейны, баньку-теремок и тир. Справляли новоселье. Только свои. Без платных лялек и прочего. Ужрались, конечно. Зато посидели хорошо. С приятствием. А поутру Фарида вручила каждому

по бунденсовской таблетке – и никакого отходняка. Класс.

– Пошли, Ласка, покатаемся,– предложил Митяй.

Детский друг Ласковина недавно подарил себе «крузак»: могучую черную махину, смахивающую на маленький танк. Осчастливился.

– Поехали,– согласился Ласковин.

Впрочем, в Солнечном особо не разъездишься. Попылили по поселку, покрутились между государственных дачек, смотались к заливу.

– Ну, зверь, да, зверь? – периодически заявлял Митяй, поворачиваясь к Ласковину.

– Зверь,– соглашался Андрей. Джип пер по песку, как по грунтовке.– Ты на дорогу поглядывай, врежемся.

– Ни хрена,– откликнулся Митяй.– Я на сороковнике в дерево впилился. Дереву – хана, а у него даже железяка не погнулась. Титановая, бля.

– Титановая железяка,– Ласковин усмехнулся.– Три класса образования.

– Дурак,– беззлобно отозвался Митяй.– Хошь организую такую же? Недорого. Новье – за сороковник. Растаможка, все путем. Пять лет всего. Дешево. Тут одна транспортная фирмочка удачно сгорела. Возьмешь? Могу и бакинских подкинуть. До отдачи.

– Спасибо, пока обойдусь.

– Хозяин – барин. А хорошая нынче осень. Сухая.

– Митяй, это чьи хоромы? – заинтересовался Ласковин.

– Это, брат, Свидетели Апокалипсиса обустраиваются.

– Чего свидетели?

– Апокалипсиса.– И пояснил: – Бог у них такой, Апокалипсис.

Ласковин неприлично заржал.

Митяй обиделся.

– Чего гогочешь?

– Апокалипсис – это, брат, книга в Библии. О Конце Света, Страшном Суде.

– Точно,– кивнул Митяй.– Страшный. Помню, плакаты висели. А потом сказали: суд переносится.

Ласковин опять засмеялся.

– Ладно тебе,– буркнул Митяй.– Нормальное дело. Если адвокат хороший. А у этих, верняк, хороший. Бабок море. А какие коттеджи их рабы лепят! Евростиль.

– Рабы?

– Ну. День и ночь пашут. За одну хавку. И водку не жрут, что характерно. Шустрые ребятки.

– Что ж тут шустрого? – удивился Андрей.– В рабах-то?

– Не, это я про хозяев. Там у них вроде чухня заправляет. И америкахи. А наши так, на подхвате. Называется – церковь.

– Называется – секта! – сердито поправил Ласковин.– Руки чешутся проверить их на вшивость!

– Рискни,– фыркнул Митяй.– У них охрана покруче, чем у Крепленого была. И еще, говорят, вояки с ними корешатся.

– Точно знаешь?

Митяй пожал плечами:

– Болтает народ. Ну, приехали. Ты, кстати, когда в город?

– К вечеру.

– А я еще на денек останусь. Пошли пожрем, что ли?

Абрек заявился около четырех. С дурными новостями. Собрал своих, только мужчин – Фариду и мисс Главбух выставил за дверь.

– Взяли наш груз,– сообщил он.

– Кто, знаешь? – спросил Бухов, «Дед», старожил «Шлема».