Костер для инквизитора
Шрифт:
Плыл долго, даже задремал. А когда очнулся, голова внутри была как ватная – макушку напекло. Андрей черпнул забортной водицы, смочил волосы, поглядел на солнце. Сдвинулось. А вокруг те же берега, внизу – нежный песок, повыше – метластая густая трава.
Ага. Впереди обнаружился остров. С деревьями. Лодка определенно держала курс к острову. И даже скорость прибавила – вода у бортов враз зашуршала и запенилась.
Андрей спрыгнул на песок раньше, чем лодочка выскользнула на берег. И челнок сразу остановился, словно утратив собственную волю.
Пологий песчаный бережок. Крутенький берег. Дальше – зеленая травка, толстенные кряжистые стволы.
«Вот это да! – восхитился
В ботанике он был не силен, но дубы, конечно, признал.
Шагах в сорока, на краю широченного пня, сидел человек. Голова его клонилась на грудь, длинные светлые волосы волнами прятали лицо. Андрей быстрым шагом направился вверх по пологому склону. Он уже признал сидящего. По белой с вышивкой рубахе, по красным сапогам, по густым вьющимся волосам.
– Эй,– окликнул Андрей еще с десяти шагов.– Проснись, друже, я уже здесь.
Сидящий медленно поднял голову…
Это был не двойник, совсем другой человек. Глядел на Андрея, и холодный огонь плескался в глубоко запавших, обведенных темным глазах.
Длинные усы шевельнулись, как живые, в густой бороде образовалась щель – человек шумно вздохнул. Затем произнес густым, глуховатым голосом:
– Где твой брат?
Вот он, заповедный люк. Ласковин обозрел куцый дворик. Углядел в углу кучу черных от сырости и осевшего смога ящиков, крепких, с жестяными полосками, еще доперестроечных, должно быть. За ящиками даже не насрано. Сплошной сюрреализм. Ласковин быстренько облачился в старые джинсы, болотные сапоги, надел куртень непромокаемую чуть ли не студенческих времен. В карман куртени упрятал меч-кладенец современного ратоборца, самовзводный автоматический пистолет «Беретта М-84», модель 81, с двусторонним предохранителем и магазином на двенадцать патронов калибра 7,65. Незарегистрированный и безусловно более предпочтительный, чем ПМ, на который наличествовала бумажка. Имелось у Ласковина нехорошее предчувствие. И опыт имелся. Пальни он в свое время из разрешенного к ношению «медиума» (который впоследствии пришлось поменять на отечественную модель), а не из левой «китаёзы» – и прямиком на нары. Ныне не десятый век. Ныне геройствовать положено не словом и делом, а скромно и с оглядкой. Иначе – к ответственности. За клевету или насилие. И это, наверное, правильно. Но иногда обидно. Потому как закон – не стена, а шлагбаум. Иной перепрыгнет, а иной снизу проползет.
Крышка люка ловко села в пазы, отрезав Ласковина от мутного осеннего дня. Грязные ступени из железного прута, бетонный колодец. Лампочка, украшавшая чело Ласковина, давала не так уж много света, но, встав на дно, Андрей врубил мощный фонарь, прорезавший темноту сразу на полсотни шагов. Первым делом Ласковин принюхался. Запашком тянуло, но терпимо. На экстренный случай у него имелась маска – кислородный аппарат закрытого типа, рассчитанный на шесть часов непрерывной работы. В рюкзачке за спиной покоился также компактный аппарат ночного видения, термос с какао и три пачки галет. К рейду Андрей подготовился на совесть.
Вопреки ожиданиям, тоннель оказался не круглого, а прямоугольного сечения и довольно просторный – можно было идти, не сгибаясь. Воды по щиколотку и столько же грязи. Вполне проходимо. И Ласковин пошел.
Шел долго. Периодически попадались ведущие наверх колодцы. Встречались и ответвления, но похуже, помельче. Андрей решил придерживаться генеральной «трассы», глядишь, объявится какой полезный знак или интуиция проклюнется.
Не проклюнулась. И никаких всплесков подсознания. Через полный час подземных странствий ничего не изменилось. Те же осклизлые стены, спертый канализационный дух. Разве что воды под ногами прибавилось. Ласковин решил отступить от генеральной линии и при первой же возможности свернул вправо, в побочный ход. Здесь голову пришлось пригнуть, зато грязи под ногами стало поменьше, а вода заструилась с веселым журчанием. Вниз. Еще четверть часа. Черные налипы на бетоне. Вот где триллеры снимать. Вылезет из-за поворота осклизло-зубастая пасть, задергает осьминожьими щупальцами…
Вылезло. Наехало так, что дух перехватило. Не киношное чудище – натуральный человеческий ужас. Инфразвук.
Сжав зубы, Ласковин перетерпел первый приступ. Главное – без паники. Страх – враг знакомый. И полезный. Медленный вдох, еще более медленный выдох. Так, спокойно. Маску надеть – на всякий случай. Фонарь – в левую руку, «беретту» – в правую. Нормально, Ласковин, все нормально. Щелчок предохранителя. Нормально, ты вооружен, ты обучен. Ты – воин.
Ужас приотпустил, подался в стороны, сгустился за спиной. Не оглядываться, Ласковин. Там – пусто. Ты оттуда пришел.
Еще одно усилие. Шаг вперед, еще один. Стены – как внутренность огромной кишки.
Пятно света выхватило из темноты белый бугор. Ласковин подошел ближе. Белый взбухший бок, мокрая длинная шерсть. Бородатая узкая голова с тяжелыми выгнутыми рогами. Водяной поток, разделенный надвое. Ласковин тупо уставился на труп.
Толстое красное вымя, растопыренные ноги с раздвоенными копытами. Дохлая коза. Черт! Вот что он меньше всего ожидал здесь увидеть.
Андрей перепрыгнул через труп и двинулся дальше. Ужас – следом. Нет, впереди.
Потолок пропал. Прямо над головой – черная широкая труба колодца. Ласковин посветил вверх, ожидая увидеть люк. Люка не было. Мощный луч таял в темноте. Через секунду Андрею показалось, что он смотрит не вверх, а вниз. Висит вниз головой над бездной. Пошатнувшись, Ласковин схватился за стену, но тут же отдернул руку: ледяная слизь. Омерзительное ощущение. Дыра над головой жадно высасывала силу. Взамен – ужас. Именно оттуда.
Контроль дыхания. Медленные движения. Шаг в сторону, поворот. Еще шаг, два, три… преграда, перешагнуть, дальше… как автомат. Контроль дыхания, контроль движений, мыслей…
Ласковин очнулся уже в основном тоннеле. Отпустило, слава Богу. Живой. Целый. Не спятивший. Андрей покачал головой, поставил пистолет на предохранитель и сунул оружие в карман. Нет, на сегодня хватит. Руки тряслись. Все, наверх, в первый же люк.
Железная крышка откинулась. Ласковин высунулся по пояс, под моросящий дождик. Сгрудившиеся троллейбусы, громоздкая туша Казанского собора вызвали невероятную радость. Словно старого друга встретил.
Ласковин поставил на место люк. Переодеваться не стал, влез в семнадцатый троллейбус, доехал до Техноложки. Народ косился на него неодобрительно. Попахивало, должно быть.
Вышел, перешел через Московский, переоделся в укромном дворике, засунул барахло в рюкзачок, рюкзачок – в пластиковый пакет, а пакет – в черную дорожную сумку. Застегнул молнию и снова стал респектабельным молодым человеком. С незарегистрированной «береттой» в кармане.
Спустя десять минут он уже садился в «ауди». И не мог избавиться от ощущения, что избежал большой беды. Знать бы еще, какой.
Вошь перевернулся на живот, положил под щеку соединенные руки. На его плече Альбина разглядела крохотные синие буковки: «УКД». Раньше она этой татуировки не замечала. Альбина взъерошила тонкие волосы на его затылке. Вошь что-то пробормотал во сне. Что-то жалобное. Альбина ощутила, как нежность наполняет ее, перевернулась на спину, вытянулась. Высокий потолок терялся в темноте. Как небо.