Костёр в ночи
Шрифт:
Я и сейчас об этом предпочитал не думать. Конечно, я был рад увидеть Талли, и даже немножко рад увидеть Зована (которого пока так и не увидел), но от мысли, что они вместе, становилось не по себе. Знать бы ещё, что это. То ли братское беспокойство за сестру, то ли ревность. Ведь Талли мне в самом начале нравилась. Может, даже больше, чем нравилась, до тех пор, пока не появилась Натсэ.
— А Алмосая? — понизив голос, спросил я. — Она-то чего с вами забыла?
— Дорогая! — без тени смущения повысил голос
— Страстная любовь и неуёмная жажда приключений заставили меня покинуть Материк, — тут же отозвалась Алмосая и, как ни в чём не бывало, вернулась к негромкой беседе с Акади.
— Обожаю этих Воздушных магичек, — усмехнулся Лореотис. — К ним, конечно, нужно привыкнуть, но они того стоят.
— Это да, — признал я, подумав об Авелле.
Лореотис, как всегда тонко чувствовавший момент, вернул мне стакан, и мы с ним таки выпили. Дистиллят пошёл исключительно на пользу. Подавил остаточный стресс, взбодрил и даже частично снял усталость после бурной ночи.
— Кружили рядом с Сезаном, слушали сплетни, — продолжил Лореотис, закусив дистиллят парой ложек приготовленного Авеллой супа. — Сплетен было на удивление мало. Я так понял, нас из клана никто и не ищет толком.
— Вот и нам так показалось, — кивнул я.
— А потом Акади нарисовалась. Воздушники, оказывается, на ушах стоят, там теперь эта сумасшедшая девчонка заправляет.
— Денсаоли, ага.
— А ты откуда знаешь? — сдвинул брови Лореотис.
Пришлось рассказать ему про Асзара.
— А-а-а... — Лореотис странно усмехнулся. — Этот двуцветный пудель...
— Ты его знаешь, что ли?
— Как не знать. В нашей ведь академии учился. Н-да, несладко ему пришлось.
— Может, и Гетаинира помнишь? Он, вроде как, хотел в Орден вступить... Ну, он такой... У него ещё семья погибла в деревне, когда болота...
— Угу, и этого помню, — кивнул Лореотис. — А что, он тоже тут?
Я быстренько рассказал ему о Гетаинире. Лик Лореотиса изрядно потемнел, когда я дошёл до предательства и нападения на Авеллу.
— Сам тоже хорош, — буркнул он, когда я закончил. — «Деньги у жены в Хранилище». Зачем было на жену указывать?
— Не подумал...
— Вот то-то и оно. Вечно у тебя одно сплошное «не подумал». Ладно. Давай ещё по одной. Факел-то где? Надёжно спрятал?
— А вот теперь, Лореотис, — вздохнул я, пододвинув к себе вновь наполненный стакан, — о самом грустном...
***
Они все стояли и смотрели на меня, раскрыв рты. Все четверо (Талли, наконец, выползла из ванны и присоединилась к остальным, закутавшись в полотенце).
— Твою. Мать, — первым пришёл в себя Лореотис. — Придурок, да ты что, вообще рехнулся?
— Подумаешь, факел, — буркнул я, глядя на свои руки, сцепленные на столе.
— Это, сэр Мортегар, не просто факел, — тихо сказала Акади. — С помощью таких факелов в древности даже мёртвых воскрешали...
Я вспомнил оживающих болотных утопленников из своего сна, и мне сделалось не по себе, но я подавил дрожь.
— И ещё создавали непобедимых големов, — добавила Алмосая.
Я прикусил губу, стараясь сдержать дрожь.
— А ещё, — сказал Лореотис, — их забивали в задницы всяким идиотам с дырявыми руками.
— Фу, какая вульгарность! — возмутилась Алмосая. — Такого не было.
— Нет? А... Ну простите, значит, это из будущего видение.
— А скажите... — Я судорожно сглотнул, так и не решаясь поднять глаза. — Насколько непобедимым будет голем, если его создать при помощи факела, на котором не обычный огонь, а Искорка?.. Если у него, скажем, факел горит прям в голове, так, что аж глаза светятся? Я... Я просто так спрашиваю, из чистого интереса.
Акади и Алмосая в ужасе переглянулись. Талли выразительно откашлялась. А Лореотис вдруг вскочил со стула, схватил меня за отвороты плаща и прижал к стене.
— Да ты хоть соображаешь, идиота кусок, что умудрился опять на ровном месте устроить, а? — заорал он мне в лицо. — Ты, безмозглое сущ...
Он как-то резко осекся, задрав голову. Я опустил взгляд и увидел лезвие ножа, замершее у него под кадыком.
— Всё высказал? — послышался голос Натсэ. — А теперь медленно разожми пальцы. Руки подними, чтоб я их видела. Вот так, рыцарь. Запомни на будущее: есть только два человека, которые имеют право прикасаться к нему.
От того, каким тоном она говорила, даже мне сделалось не по себе. Это был холодный, ледяной тон убийцы, для которого лишить человека жизни — это слегка шевельнуть пальцами, не больше.
А вот Лореотис взял себя в руки на удивление быстро. Он усмехнулся и, когда Натсэ убрала нож, повернулся к ней.
— Ты ведь ему больше не телохранитель. Забыла?
— Я его жена. Это гораздо страшнее.
— Да уж, напугала. Простите мне этот неприятный запах.
Натсэ напряжённо хихикнула. Лореотис вдруг широко развёл руки в стороны:
— Ну иди уже сюда, Убивашка. Сто лет не виделись. Тогда, у алтаря, я уж не знал, что и подумать, пока ты свой фокус не отмочила.
И они обнялись, как ни в чём не бывало. Как будто не было этого ледяного тона и ножа у горла.
Я поправил плащ, посмотрел туда, где, съёжившаяся и смущённая, стояла Авелла в своём домашнем платьице. На неё никто не обратил внимания, чему она была, казалось, только рада. Но вот мой взгляд заметила Акади. Она повернулась к дочери и тут же шагнула к ней. Авелла попятилась, но упёрлась в стену, и мать наконец настигла её. Обняла, о чём-то заговорила... Я вздохнул с облегчением. Кажется, что-то у нас тут налаживалось.