Кости холмов
Шрифт:
– Так что ж мы стоим? – ответил Чингис, вопросительно приподняв брови.
– У нас заканчивается вода, брат. В этом озере вода соленая, и нам от него никакой пользы. Теперь ты здесь, мы можем пополнить запасы и двигаться дальше.
Чингис мгновенно отдал распоряжения, и первые бурдюки с водой быстро принесли. В обозе Чингиса их были тысячи, и лошади пристрастились сосать из них воду, словно никак не могли позабыть о сосках матерей-кобылиц. Каждая задержка в пути только подхлестывала раздражение Чингиса. Ему было трудно воздерживаться от того, чтобы не побранить Хачиуна, но вокруг слишком много глаз наблюдало за их разговором. Когда Хасар и Джелме явились поприветствовать хана, он едва уделил им внимание.
– Я велел Субудаю
Далеко в горах что-то мелькнуло, и, заметив движение, Чингис сощурил глаза от яркого солнца. На одной из окрестных вершин маленькая фигурка размахивала флажком над головой. Разглядев человечка, Чингис вновь повернулся к брату с вопросом.
– Что это там?
– Этовраг, – хмуро ответил Хачиун. – За нами все время ведут наблюдение.
– Так пошли шесть хороших скалолазов и убей его, – велел Чингис, силясь сохранить спокойствие.
– Они выбирают такие места, где один человек может долго держать оборону. Мы идем по их следу слишком быстро, чтобы тратить время на поимку их наблюдателей.
– Ты что, перегрелся на солнце, брат? – возмутился Чингис. Он снова приложил все усилия, чтобы сдержаться. – Это глаза Джелал ад-Дина. Отправь больше людей вперед. Пусть расстреливают из луков всех шпионов, если надо. Подумаешь, если несколько воинов погибнут, когда полезут за ними. Когда наш враг ослепнет, нам проще будет его найти.
Джелал ад-Дин внимательно всматривался в даль, читая условные знаки. Сигнальный флажок поднялся и опустился четыре раза.
– Хан прибыл, – сказал он.
Внезапно принц почувствовал, как защемило под ложечкой, и вся сила его огромного войска показалась ему в этот миг только иллюзией. Ему противостоял человек, который сокрушил армию его отца и выжег дотла златоверхие города.
То, что хан придет за ним, Джелал ад-Дин знал, и предвидение принца омрачало его победы. Ханская гордость требовала его присутствия на войне, и Джелал ад-Дин понимал, что этот человек не заставит себя долго ждать.
– Сколько у них людей? – спросил стоявший рядом Наваз, так и не удосужившийся выучить условные знаки, подаваемые флажками, но принц не упрекал его за это. – Четыре тумена, то есть их стало на сорок тысяч больше. Теперь они будут двигаться быстрее.
Двенадцать дней Джелал ад-Дин водил монголов по глухим ущельям. Он нес незначительные потери в людях, но благодаря этим жертвам врагов удавалось направлять по ложному следу в горах. Принц понимал, что затевает рискованную игру, уходя из Панджшерской долины, но знал, что известия о победах мусульман разойдутся едва ли не быстрее, чем движется его армия. Города в сотнях миль от него ждали весточки о поражении ханского войска. Джелал ад-Дин думал о них, глядя на заходящее солнце. Города восстанут, как только узнают. В землях, где монгольские гарнизоны хранили мир, вновь начнется война. Каждый день, пока принц оставался жив, ослаблял ханские цепи, сковавшие мусульманские страны. Джелал ад-Дин принес безмолвную клятву, что сбросит ненавистные цепи.
Чтобы распространить весть, принц разослал гонцов во все концы, далеко за пределы горной страны. Он знал, что если бы ему удалось продержаться хоть пару месяцев, его армия пополнилась бы новобранцами. Все мужское население, способное держать оружие в руках, встало бы под его знамена. Принц разжег бы пламя борьбы по всей стране, получив шанс выдворить завоевателей. Но для этого он должен выжить. Джелал ад-Дин улыбнулся Навазу, стоявшему рядом, словно преданный ему слуга. Принц устал и чувствовал боль в ногах. За день он прошел большой путь. Но с прибытием хана пришло время садиться в седло и скакать быстро и подальше от гор.
Чингис не обнаружил ошибок в том, как Хачиун вел войска сквозь лабиринт ущелий. Хачиун разослал разведчиков во всех направлениях, и сведения оперативно доставлялись полководцам по линиям обратной связи, опутавшим горы сложной паутиной. Приноровившись к новым условиям, монголы допускали уже гораздо меньше промахов и ошибок. После приезда Чингиса удалось выявить два тупиковых маршрута и распознать один ложный след, пойдя по которому тумены отклонились бы почти на десять миль в сторону от правильного направления. Чингис даже проникся уважением к хорезмийскому принцу, и уважение хана к нему росло день ото дня. Чингис сожалел, что не мог расспросить Субудая о его погоне за принцем к берегу Каспийского моря. Хану пришла в голову мысль о том, что именно Джелал ад-Дину, а не его отцу, как все считали, хватило мозгов увести семью от преследователей.
Просто поразительно, как часто упоминалось имя Субудая в разговорах темников. На все их вопросы Чингис отвечал кратко или вообще молчал, не желая обсуждать с ними задание, которое дал своему любимцу. Некоторые вещи не предназначались для исторических записей, которые вел Тэмуге. По пути Чингис размышлял, что записи Тэмуге, возможно, следовало бы взять под жесткий контроль. Однако что-то подсказывало ему: глупо надзирать за словами, когда можешь диктовать свою волю. Вспоминая слова Арслана, полные презрения к славе, Чингис все-таки соблазнялся идеей самому сотворить себе памятник. Как-то в Самарканде он даже намекал о возможности удвоить число врагов в записях Тэмуге о сражениях. Идея Чингиса вызвала тогда у его брата немалое удивление.
Тумены быстрее двигались через горы, оставив позади самую сложную часть лабиринта. Чингис гнал их без остановки, и под его взглядом люди открывали новые горизонты собственной выносливости. Никто не хотел объявить привал первым. Спали всего по нескольку часов в сутки, и порой воины дремали прямо в седле, пока те, кто еще бодрствовал, вели их лошадей.
За скалистыми склонами и ущельями монголы вышли на верный след, оставленный тысячами людей и лошадей. Сохнущий на солнце конский навоз, как и человеческие экскременты, день ото дня становился свежее, собирая на пир полчища мух. В туменах все понимали, что враг уже близко. В присутствии хана воины жаждали отомстить за поражение при Первоне. Они не смогут оплошать снова, когда Чингис будет смотреть на них. В глубине души Чингис верил, что Хачиун провел бы войска через горы и без него, но хан правил народом и не мог переложить выполнение стоящей задачи на кого-то еще.
Преодолевая тысячи миль, новости каждый день приходили по цепочкам связных. Времена, когда войска двигались в одиночку и не поддерживали никакой связи, канули в Лету с завоеванием Хорезма. Редко бывали дни, когда двое или даже четверо запылившихся гонцов не доставляли вести из Самарканда, или из Мерва, или из других городов, лежащих еще дальше на запад. Монголы оставили глубокие следы на песчаных землях страны мусульман.
Поток информации одновременно и радовал, и беспокоил Чингиса. Он возмужал в те времена, когда отряд налетчиков мог незаметно перемещаться по земле, никому не давая отчета. Теперь же на него сыпались проблемы, которым не находилось решений, и подчас Чингис сожалел о том, что не взял с собой Тэмуге, чтобы возложить на него подробный разбор донесений и принятие мелких решений. Хан узнал, что афганский город Герат выдворил монгольский гарнизон, сохранив воинам жизнь. Другой город, Балх, закрыл ворота и отказался уплатить годовую дань. Империя хана давала трещины, но он пока не мог с этим ничего поделать. Первейшая задача состоялав том, чтобы найти и уничтожить врага, возродившего в однажды завоеванных городах веру в собственные силы.