Костры Эдема
Шрифт:
– Нет, они слишком густые. Придется искать другой путь.
– Через пляж, – сказала Элинор.
Это в самом деле был лучший вариант. Пляж лежал всего в двадцати ярдах слева, и по нему можно было легко доехать до самого Большого хале.
Пол развернул машину и поехал назад. Еще одно упавшее дерево придавило бы Корди, но благодаря хорошей реакции она успела выпрыгнуть из машины.
– Корди! – Элинор вскочила с места.
Джип остановился, придавленный пальмовым стволом.
– Черт, – сказал снова Пол Кукали, и что-то в его голосе заставило Элинор обернуться.
На дороге в нескольких шагах от них стояли большой черный пес, сгорбленный человек-акула, ящер, окруженный клубящимся туманом, и кабан размером с автомобиль. Кабан и пес скалили человеческие зубы; человек-акула повернулся спиной, показывая другие зубы, еще более страшные. В кустах копошились тени.
Мотор заглох. Пол стиснул руль и закрыл глаза.
Элинор опять повернулась, пытаясь разглядеть Корди, но тут сильные руки схватили ее и выволокли из машины.
– Я не могу касаться тебя, женщина, – сказал кабан глубоким низким голосом. – Но другие могут.
Пауна-эва двинулся к ней, облизывая челюсти раздвоенным туманным языком.
Крики скоро превратились в дикие вопли, но Большой хале был далеко, и гости Байрона Трамбо ничего не услышали за воем ветра и игрой привезенного из Хило оркестра.
Глава 21
Горели высокие звезды,
Горел раскаленный воздух.
Земля островов
Пеле на свет выбиралась.
И волны были, как горы,
И месяцы шли, как годы,
И ливень с небес падал,
И падали камни градом.
И ветры на волю рвались и в скалах выли…
Громом гремят барабаны Икува, поры ливней.
18 июня 1866 г., безымянная деревня на берегу Коны
Едва я поняла, что гигантский кабан перестал храпеть, как земля вздрогнула и внезапный толчок швырнул меня на пол пещеры. Сверху посыпались камни, и духи вокруг меня заколыхались, как светящийся планктон, разгоняемый руками пловца.
В ту секунду я была убеждена, что мне предстоит умереть в царстве Милу, но тут сверху упала веревка с уже завязанной петлей. Земля продолжала содрогаться, но я уже встала и, торопясь, обвязала веревкой талию, как показывал мне мистер Клеменс. Еще через секунду я подымалась вверх, отталкиваясь ногами от каменных стен. Духи хаоле поднимались вместе со мной, кружась в воздухе, как пыль в лучах солнца. Снизу слышался рев, но я не знала, что это – грохот землетрясения или рычание проснувшегося чудовища.
Я вскарабкалась на край расщелины, жадно хватая ртом свежий воздух и совсем позабыв о своем неподобающем виде. Земля продолжала содрогаться, в воздухе запахло серой, и налетел сильный ветер, подхвативший и унесший злополучных духов. Не замечая всего этого, я вдруг расхохоталась так, что какое-то время не могла сдвинуться с места.
– В чем дело? – Мистер Клеменс отпустил веревку, но продолжал сжимать в руке кокос с остатками нашего преподобного друга. – Они были нужны мне для упора.
Но я продолжала смеяться, совсем забыв про свой костюм Евы, не подобающий христианке, – настолько уморительным был вид мистера Клеменса, голого, с кокосовым орехом и в высоких сапогах, которые он каким-то образом успел надеть. Бросив веревку, он держал орех перед собой наподобие фигового листа.
– Ну хватит, – сказал он довольно свирепо. – Пора выбираться отсюда. Одевайтесь скорее. Похоже, мадам Пеле принялась за свои труды.
Я посмотрела вдаль. По склону амфитеатра в миле от нас сползал поток лавы, дробясь на сотни ручейков, окруженных клубами сернистого газа. Скоро лава должна была достичь места, где мы стояли, пройдя по многочисленным старым трубкам. Мысль об этом мгновенно придала мне серьезность.
Я быстро оделась, опустив некоторые детали своего обычного туалета. Признаюсь, было странно снова надевать на себя одежду, словно краткое пребывание в первобытном виде воскресило во мне воспоминания о блаженном состоянии наших прародителей в раю. Но я сразу обрадовалась юбке, когда вспомнила о предстоящей нам конной прогулке. Лошади были на месте, хотя мистеру Клеменсу пришлось приложить немало сил, чтобы их успокоить. Усевшись в седла, мы направились на северо-восток мимо уже пылавших деревьев и кустов. На этот раз нас не сопровождал блуждающий огонек, но мистер Клеменс запомнил дорогу, и лошади неслись прочь от вулкана со всей возможной скоростью, несмотря на усталость. Орех мистер Клеменс держал перед собой, прижав его к луке седла.
– Надо беречь его, – сказал он. – Представляете, как будет обидно, если мы его уроним, перепутаем и вернемся с душой какого-нибудь местного барышника.
– В этом нет ничего смешного, мистер Клеменс, – сказала я, хотя такая перспектива была довольно забавной.
Несколько раз во время нашего пути земля содрогалась так сильно, что нам приходилось спешиваться и удерживать испуганных лошадей. Сверху скатывались огромные камни, а за нашей спиной поднимались облака дыма и пепла, закрывая солнце. Во время одной из остановок мистер Клеменс указал мне на длинный склон, спускающийся к морю. Сначала я ничего не видела из-за дыма, но потом разглядела в океане стремительно идущую к берегу огромную волну. Мы находились в нескольких милях над уровнем моря, и бояться было нечего, но все же вид этой волны – кажется, японцы называют их цунами – наполнил меня ужасом.
Сверху мы видели, как гигантский водяной вал накатился на берег, затопил прибрежные пальмы, ломая их, как спички, и понесся дальше. С такого расстояния не было видно причиненных волной разрушений, но я могла представить, какая участь постигла все, что встретилось на ее пути. Волна достигла ближайшего лавового потока, и небо заволокло таким количеством горячего пара, что я невольно зажмурилась, опасаясь быть сваренной, как креветка в кастрюле.
Облако пара не дошло до нас, но закрыло самую ужасающую часть сцены – возвращение волны назад вместе со своей добычей: деревьями, домами туземцев и живыми существами, имевшими несчастье очутиться на берегу.
Мы поехали дальше. Несколько раз я обнаруживала, что заснула в седле – настолько велика была усталость. Мои руки, ноги и бока были исцарапаны о камень во время подъема и спуска, и от меня все еще исходило зловоние масла кукуи, но даже это не могло удержать меня ото сна.
Примерно за час до деревни, в которую мы ехали, мистер Клеменс остановил лошадей. Сначала я даже не поняла причины остановки, но, поглядев на своего Лео, увидела, что он нагнул голову и жадно пьет. Мы наткнулись на редкий в этой выжженной местности ручей с чистой, прозрачной водой.
Спешившись, я зачерпнула восхитительную влагу в ладони, но потом, поколебавшись, прибегла к более простой методе мистера Клеменса, который лег на живот и лакал воду, как собака. Признаюсь, что этот способ оказался более эффективным.
Когда мы напились, настало время смыть с наших тел зловонное масло. По обоюдному согласию мы отгородились друг от друга большим камнем и, частично раздевшись, попытались избавиться от мерзкого запаха. Конечно, масло пропитало одежду, и, хотя у меня в седельной сумке нашлись лишние нижняя юбка и панталоны, наши усилия не дали особых результатов.
Мистер Клеменс поднял орех.
– Знаете, мисс Стюарт, мне хочется налить сюда воды, чтобы преподобный Хеймарк тоже помылся. – Помолчав, он добавил: – Но что-то мне подсказывает, что этого делать не надо.
– А мне по-прежнему что-то подсказывает, что мы не в своем уме, – отозвалась я.
Мистер Клеменс кивнул, а потом сделал странную вещь. Он положил руку мне на плечо, и я сперва подумала, что он хочет поправить мне воротник или пригладить волосы, но он просто держал руку на моем плече, а потом наклонился ко мне и поцеловал меня в губы.
Я была так удивлена, что даже не возмутилась, и только после второго поцелуя оттолкнула его из последних оставшихся у меня сил.
– Простите, мисс Стюарт, – сказал он смущенно, – но мне хотелось это сделать еще с того вечера на корабле, когда мы обсуждали вечные темы при свете звезд. Я прошу извинения за мою неуклюжесть, но не за сам поступок. Не следовало подвергать свои чувства риску из-за минутного порыва.
Я не могла вымолвить ни слова. Наконец я пролепетала:
– Но, мистер Клеменс… – чем заставила его покраснеть еще сильнее.
Пока я приводила себя в порядок, мои мысли с неизбежностью вращались вокруг чувств, которые я испытала, когда его губы прижались к моим, а сильные, но чувствительные пальцы коснулись моих плеч.
– Мисс Стюарт, если хотите, я извинюсь еще раз… – начал он.
– Поговорим об этом потом, – сказала я строго, может быть, более строго, чем намеревалась. – Нам нужно спешить. Неизвестно, сколько дух преподобного Хеймарка может пробыть в этом вместилище.
Издав звук, который мог означать согласие, мистер Клеменс сел на своего коня, и мы поехали по склону Мауна-Лоа. Около полудня впереди показалась деревня. Жители, видимо, разбежались, что несколько уменьшило мою тревогу, хотя я не сомневалась, что мистер Клеменс в случае необходимости мог пристрелить кого-нибудь из них. После нашего небольшого приключения у ручья он находился в приподнятом настроении и воинственно озирался, разыскивая возможных противников.
Старуха ждала нас в хижине, где лежало тело преподобного Хеймарка. Я вгляделась в него, пытаясь увидеть признаки разложения, которые убедили бы меня в том, что события предыдущих часов были горячечным бредом. Однако тело миссионера осталось точно в таком же положении, что и двенадцать часов назад.
– Вы принесли его.
Тон старухи больше напоминал утверждение, чем вопрос. Я с облегчением увидела, что она уже не парит в воздухе, а сидит на плетеной циновке.
Мистер Клеменс показал ей орех.
– Хорошо, – бесстрастно сказала старуха.
Я вгляделась в ее черты, но уже не была уверена, что она и молодая женщина, встретившая нас у пещеры, – одно и то же лицо. Я вообще не была ни в чем уверена – настолько я устала.
Тут старуха ударила меня по щеке. В шоке я прижала ладонь к пылающему лицу.
– Ты не должна спать, – сказала она. – Ты должна помнить и видеть каждый свой шаг, иначе душа твоего друга-кахуны никогда не вернется в тело.
Я молча смотрела на нее.
– Давайте, я это сделаю.
Мистер Клеменс шагнул вперед, но старуха отстранила его:
– Нет, только женщина, служительница Пеле, может сделать это.
– Но я не служительница Пеле! – запротестовала я. – Я христианка из Америки.
Старуха только улыбнулась и подала мне бутыль из тыквы с мутной жидкостью.
– Выпей это, – приказала она.
Я выпила и тут же почувствовала могучий приток энергии.
– Теперь начнем, – сказала старуха.
И тут дверь хижины распахнулась.
– О боже, – громко сказал мистер Клеменс.
В дверном проеме стоял гигантский кабан из царства Милу. Пасть его была приоткрыта, и из нее стекала слюна.
– Продолжайте, – коротко сказала старуха. – Он не может войти. – Протянув к кабану морщинистую руку, она воскликнула: – Камапуа, знай, что эта хаоле вахине и все ее потомки находятся под охраной Пеле! Ты не можешь их трогать.
Кабан обнажил зубы в улыбке:
– Но я могу съесть их души.
– Ты не можешь войти. Я беру эту хижину под защиту Килауэа. У тебя нет здесь власти.
Кабан гневно засопел.
– Делай все, что я скажу, – обратилась старуха ко мне. – Один неверный шаг – и душа твоего друга покинет тело навсегда.
Она запела, и ритуал начался.
Корди очнулась среди измятых пальмовых листьев. Она не падала в обморок и помнила, где она находится и что произошло. Она знала, что их поймали в ловушку и она выпрыгнула из джипа, спасаясь от падающего дерева. Она не знала только, случилось это минуту или три часа назад. Дождь еще шел, хотя и не такой сильный, но это ничего не значило – тропический ливень начинается и утихает мгновенно.
Борясь с тошнотой, Корди выбралась из вороха листьев и нащупала руками бампер джипа. Что-то мокрое и волосатое коснулось ее ноги, и она едва не вскрикнула, но потом поняла, что это крыса. Их здесь множество, и наверняка по ней пробежал не один десяток, пока она здесь валялась. Корди выросла среди помоек и привыкла к крысам, хотя терпеть их не могла.
Прежде чем встать, она нашарила сумку и обнаружила, что пистолет и фонарик целы. Нацелив их перед собой, она подошла к машине. Джип был пуст. Включенные фары освещали дорогу, но на ней никого не было. Сзади тоже никого не оказалось.
Слева послышался звук, заставивший ее отшатнуться и прицелиться в ту сторону. Звук раздался снова – слабый стон, доносящийся с цветочной клумбы. Посветив фонариком, Корди увидела, что рядом с табличками «гибискус» и «лантана» из цветов торчит босая нога.
Это оказался Пол Кукали. Рубашка и брюки куратора были изодраны в клочья. Левая сторона лица превратилась в сплошной синяк, левая рука была сломана, а на правой отсутствовал палец. Правая лодыжка была странно вывернута в сторону.
– О господи, – прошептала Корди, – вот бедняга.
Ей не очень нравился этот мужчина, но еще меньше нравилось видеть его в таком состоянии.
Куратор снова застонал. Прижав руку к его груди, Корди обнаружила, что он дышит и сердце у него бьется нормально.
– Пол, где Элинор?
Он не реагировал. Корди встала. Она понимала, что ему лучше дождаться помощи здесь – у него могла быть сломана спина или отбиты внутренности. Но она понимала также, что в такую ночь ее могут схватить по дороге к Большому хале, и тогда помощь так и не придет.
– Я сейчас, – сказала она и принялась водить фонариком вокруг.
Смятые цветы, множество следов – человеческих и других, – но никаких признаков Нелл. Потом шагах в двадцати, возле упавшего дерева, луч фонарика нащупал что-то светлое. Корди пошла туда. Дождь усилился; капли его стучали по листьям со звуком, который в других обстоятельствах мог бы быть успокаивающим.
Это была Элинор. Видимых следов повреждений на ней Корди не заметила и, сунув пистолет за пояс, попыталась нащупать пульс. Пульс отсутствовал, как и дыхание. Кожа Элинор была холодной на ощупь.
– Черт, – сказала Корди.
Зажав фонарик в зубах, она вытащила Элинор на дорогу. Ушибленная голова отчаянно болела, и ей пришлось присесть на камень, чтобы унять головокружение. После этого она осторожно подняла тело Элинор и уложила его на сиденье джипа.
Пол Кукали перестал стонать, но еще дышал. Корди перевязала платком его кровоточащую правую руку с оторванным пальцем и втащила его в джип. Пол громко стонал, особенно когда его сломанная нога цеплялась за борт, но в себя так и не пришел.
Усадив куратора на переднее сиденье, Корди завела джип испытанным способом – с помощью проволоки – и несколько минут сидела за рулем, думая, что ей делать. Дорогу загораживали упавшие деревья, но переднее было достаточно тонким. К тому же можно было объехать завал по цветочным клумбам.
Решившись, она повела машину через клумбы и дальше, сквозь густой кустарник. В треске веток она каждую секунду ожидала услышать рычание, но все обошлось. Вскоре она выехала на асфальтированную дорожку, ведущую к Большому хале, и смогла прибавить скорость.