Костюм надувной женщины

Васильева Марина

— Ладно, — ответил Орех и злобно глянул на Веру. — Сделаю.

Когда Орех ушел, Багажник взял подруг под руку и повел по двору.

— Там на пригорке за теми березами есть чудная беседка. Нам никто не будет мешать. А пока можете посмотреть на владения калининской братвы.

— Какой ты скромный! — воскликнула Марина. — Другой бы на твоем месте обязательно сказал бы, что это его владения.

— К чему? — Багажник пожал плечами. — К чему такая бездарная ложь? Мне дешевой популярности не надо. Это все действительно принадлежит не мне, а

браткам, потому что создано, смело можно сказать, всеобщими усилиями. Я лишь направлял деятельность этих людей. Не станет меня, это будет делать кто-то другой. Вот так-то. Я же в сущности нищий. Гол, как сокол.

— Ну не такой уж ты и голый, — заметила Марина. — Не прошло суток, как мы знакомы, а ты уже третий наряд сменил. Да еще и нас одел.

— Но надо же поддерживать имидж!

Они поднялись на пригорок, прошли сквозь небольшую березовую рощицу и вышли к беседке. Здесь открывался удивительный вид на Волгу. Река разливалась во все стороны, представляя собой чуть ли не морской простор. Было уже восемь часов вечера, и вода в реке была гладкая словно зеркало. Закатное солнце, повисшее над сосновым лесом правобережья, отражалось в воде вместе с небом.

Пришедшая троица устроилась на длинной скамейке с кривыми ножками и загнутой спинкой.

— Не правда ли красиво? — воскликнул Багажник. — Эх, где же мой старый мольберт? Краски? Кисти? Их нет! Как нет мастерства и умения. Нет, увы, мне никогда не перенести всей этой красоты на холст. Не правда ли обидно?

— А ты возьми фотоаппарат и сфотографируй все это, — посоветовала ему Вера. — И быстро и дешево.

— Нажми на кнопку, получишь результат, — хихикнула Марина. — Все просто, как в пивном ларьке.

— А что? Это мысль! Если мне не удалось стать художником живописцем, то можно стать фотохудожником. Надо будет подумать об этом на досуге.

— Подумай, Петр, подумай! — похлопала его по плечу Марина. — А то сколько можно на судьбу жаловаться и вздыхать?

— Надо что-то делать, — добавила Вера.

— Как ты права, Верочка!

— Верочка у нас всегда права, — опять хихикнула Марина. — В школе она была председателем совета дружины и возглавляла всю пионерскую организацию школы. А потом стала такой же знатной комсомолкой. Былые времена. Где вы?

— Это правда? — удивленно спросил Веру Багажник.

Вера смутилась.

— Правда, — краснея сказала она.

— Надо же, а в школе не знали про Лаврентия Павловича?

— Откуда? Это же тщательно скрывалось! Даже мы до недавнего времени не подозревали, кем является наш отец, — затараторила Марина. — Нам всегда говорили, что он скромный служащий.

— Для вас наверно было очень тяжело узнать всю правду о нем?

— Это уж точно, — усмехнулась Вера.

— Я рыдала целую ночь! — Марина кажется сама начала верить в свою ложь. На глазах у нее навернулись слезы, словно от тяжких воспоминаний. — А Вера замолчала на целую неделю.

— Замолчала?

— Да. Словно воды в рот набрала. Я даже испугалась, что она уйдет в монастырь.

— Вера, и вдруг в монастырь?

— Да, тогда как раз все помешались на крещении, церквях и монастырях. Такое у нее было состояние.

— Да, наверно это чертовски тяжело.

— Ой! — вдруг вскрикнула Марина.

— Что с тобой! — испуганно спросила Вера.

— Да вот, каблук сломала. Теперь придется сходить в дом и переобуться. Да и платье сменить хочется. Что-то оно мне разонравилось. А там в шкафу, помнится, было розовое со шлейфом. Не успокоюсь, пока его не одену. Это ничего, Петр, что я ухожу и оставляю вас одних?

— Конечно сходи, — тут же радостно согласился Багажник. — Каблук и розовое платье это веские причины.

— Я пойду с тобой! — быстро сказала Вера и встала со скамейки.

Марина посмотрела на Веру и очень серьезно, отчетливо проговаривая каждое слово, сказала:

— Нет, Вера, ты лучше останься здесь. Я вернусь очень скоро.

Марина вышла из беседки и пошла обратно в сторону дома. Из-за березы тут же показался один из кабачков. Он пристроился за Азаровой и пошел за ней, держась на расстоянии в несколько шагов. Вера стояла и с тревогой смотрела им вслед.

— Не вижу причин для беспокойства, — поймав ее тревожный взгляд, сказал Багажник. Он тоже покинул скамейку и подошел к ней. — Твоя сестра под надежной охраной. Никто ее здесь и пальцем не тронет.

— Надеюсь, — произнесла Вера. — А то ведь я такое тут устрою! Мало не покажется.

— Я в этом ни сколько не сомневаюсь. — Багажник вдруг стал оттягивать бабочку, словно она мешала ему дышать. Наконец он ее расслабил, после чего она развязалась и уныло повисла на шее. — Послушай, Вера, нам надо серьезно поговорить. Мы в первый раз за все это время остались наедине. И очень многое изменилось, с того момента, как мы познакомились. И теперь я хочу рассказать тебе о своем решении.

— Что такое? — спросила Вера. Тон и выражение лица Багажника ее удивили. Тот был сам не свой. Какой-то растерянный и даже немного жалкий.

— Если случится так, что твой отец и его кореша явятся сюда этой ночью, я и мои братки не станем стрелять в них. Теперь, после того, как узнал тебя, я просто не в силах буду отдать приказ открыть огонь.

— Вот как? А что же ты сделаешь?

— Я пойду к нему без оружия. Так сказать с оливковой ветвью.

— С чем ты пойдешь?

— Оливковая ветвь. Это символ мира у древних греков. Как у нас белый флаг.

— А белый флаг! Так бы сразу и сказал. Только я не поняла. Ты что решил сдаться? Пойдешь с белым флагом?

— Да, с белым флагом. Говорю это конечно образно. Я выйду навстречу твоему отцу. Лаврентий мужик честный. Он не станет стрелять в безоружного. Я подойду к нему, упаду перед ним на колени, скажу, что сделаю все, что он желает, и попрошу у него твоей руки. Что ты на это скажешь?

— Что? — Вера замерла словно пораженная громом. Смысл сказанного дошел до нее не сразу. — Моей руки?