Косвенные улики

Перов Юрий Федорович

Мы поднялись в приемную, она выдвинула ящички своего стола и принялась разбирать бумаги. Я без всякого предисловия спросил:

— Ты в последнее время ничего не замечала за Никитиным? Он вел себя нормально, как всегда?

— Нет. — Она оставила бумаги. — Он в последние дни был какой-то странный, рассеянный. А недели полторы или две назад я вошла в его кабинет, и мне показалось, что он плакал. Как только я вошла, он отвернулся, открыл зачем-то сейф и стал там копаться. Потом поглядел на меня с такой тоской… И сказал… Я уже не помню точно,

но что-то в таком роде… Постой, сейчас вспомню… Да, он сказал, что на этой земле нельзя ступить и шагу безнаказанно. И что потом за все приходится платить. Втройне… Я спросила: «За что?» Он сказал: «За все. И не надо надеяться, что останешься безнаказанным, и лучше сразу платить». И, усмехнувшись, добавил: «Лучше сразу, а то пени нарастают, а впрочем, это все ерунда и не обращайте на меня внимания, Леночка. Это я так… Философствую… К старости такое бывает».

И вообще весь этот месяц он был какой-то издерганный… Все время спешил. И меня торопил. Я однажды подумала, что он собирается уезжать отсюда. Так он спешил…

— Ты не знаешь, он днем вчера собирался в кино?

— Собирался. Еще просил меня узнать, во сколько начало.

— При этом был кто-нибудь?

— Никого.

— Знаешь что, Лена, у меня сейчас времени в обрез, а вечером я, может быть, освобожусь. Мне бы с тобой еще поговорить…

— О Никитине? — Она внимательно посмотрела на меня.

— Да, о нем, — твердо сказал я и поднялся.

Глава IV

Прежде чем отправиться в отделение, я решил зайти в исполком. Там работала Надя Власова, племянница Егора Егоровича. Самого Власова я пока не хотел беспокоить. Действительно, не стоит зря его волновать. Подходило время моего дежурства, и я был вынужден позвонить в отделение и предупредить, что задержусь.

К телефону подошел Зайцев.

— Следователь прокуратуры Зайцев слушает.

— Это говорит инспектор уголовного розыска старший лейтенант Сохатый.

— Я вас слушаю, — ледяным тоном произнес Зайцев.

Я ему попытался коротко изложить причину моей задержки.

— А почему вы не хотите заняться самим Власовым?

Я объяснил почему.

— Либеральничаем, старший лейтенант Сохатый, а с момента убийства прошло уже десять часов. Вам ясно, товарищ Сохатый? — очень многозначительно закончил он.

Надя удивилась моему приходу, особенно когда я попросил ее выйти со мной в коридор из комнаты жилищного отдела, где она работала инспектором и где всегда толпился народ.

— Наденька, — сказал я, — вчера вечером вы где были?

— Как где? В клубе. Вы что же, не помните? Мы еще с вами поздоровались…

— Ах да, совсем забыл. Конечно, конечно… — Я так и не смог вспомнить, чтобы мы поздоровались. — Вы, разумеется, уже знаете, что вчера произошло.

— Знаю. — Она кивнула и погрустнела.

— А что ваш дядюшка говорит по этому поводу?

— Что говорит? Говорит, что зря человека не убьют… Сегодня утром

встал злой, а как я ему рассказала, еще больше разозлился. Выпросил у меня трешку. Как-никак они вместе воевали с Никитиным…

— Значит, он считает, что его убили за дело?

— Нет, — она пожала плечами, — он так не сказал. Он вообще по утрам злой, похмельный. Ему чего ни скажи — все так и надо.

— А что же он, только сегодня и узнал? А вчера?

— Так он же вчера спал пьяный. Его и пушкой не разбудишь.

— Вы во сколько пришли домой?

— Часов в одиннадцать, а точнее, в начале двенадцатого.

— И Егор Егорович спал, когда вы возвратились?

— Спал! Так нахрапывал, что стекла дрожали.

— Значит, вы на танцы не остались?

— Какие уж танцы… — сказала она обиженно, потом задумалась и озабоченно спросила: — Почему вы меня обо всем спрашиваете? Опять он что-то натворил?

Она подняла на меня глаза, полные такого испуга, что я поспешил ее успокоить:

— Да нет же, все в порядке. Просто Егор Егорыча у нас вчера не было, вот я и решил справиться. Не случилось ли чего с ним. А то видите, какие происшествия в нашем городе…

Я попытался улыбнуться. На самом же деле улыбаться мне совсем не хотелось. Вот ведь как получается: двое видели Власова без пяти одиннадцать, а в одиннадцать десять он уже спал. На него это не похоже. Обычно он засыпает не так скоро — уж мне-то известно. Прежде чем захрапеть, он минут двадцать сидит на кровати и беседует сам с собой о жизни. Потом лежа выкуривает папиросу, произносит свой последний монолог и уже тогда забывается. Да, неувязка. Выходит, или те двое ошибаются, или Егор притворялся, что спит. Мне очень не хотелось, чтобы Власов хоть чем-нибудь был причастен к этому делу. Я за семь лет работы в этом городке настолько привык к нему, что он стал уже необходимой, неотъемлемой частью моей жизни.

Я сколько мог успокоил Надю и пошел не в отделение, как мне следовало бы, а направился к дому Егора.

Дом Власова был заперт на большой висячий замок. Я несколько раз обошел вокруг дома, внимательно исследовал каждую вмятину на дорожке от калитки к крыльцу. Ничего, только кругленькие ямки от Надиных каблуков, чуть побольше углубление от деревяшки Егора Егорыча да засохшие с прошлого дождя рубчатые следы от его резинового сапога. В глубине двора был выкопан неглубокий колодец, я заглянул и туда, но ничего не увидел. Слишком темно, а фонарь я не захватил.

Где находится ключ от замка, знал не только я, но и все отделение. Мы так часто отвозили Власова домой, что наловчились находить ключ на ощупь, в любую темень, под первой ступенькой крыльца. Это было всего лишь несколько дней назад… Теперь же я не мог воспользоваться этим ключом. Теперь наши отношения с Егором вступали в новую, непривычную и нелепую стадию… Я не верил в серьезность своих изысканий и все-таки обрадовался, заметив электрический фонарик, висящий на гвоздике возле запертой двери.