Кот баюн и чудь белоглазая
Шрифт:
Коттин шёл, раздвигая зазевавшихся людей, кланяясь стрельцам и торговцам, коротавшим время возле потухающих костров, отмахиваясь от назойливых горожан — предлагающих, умоляющих, требующих. Рядом с древним странником шёл, оглядывая толпу с высоты, роста богатырь Аминта — как-то само собой получилось, что он оказался при Коттине, с мечом и луком. По другую сторону бодро вышагивал боярин Чудес, придерживая дорогую, с самоцветами саблю — он успел забежать в оружейную комнату дружины, выбрал оружие, соответствующее чину.
Толпа, окружившая наёмников Строга, орала, требовала крови — в доказательство привели
Толпа раздвинулась, бывший Кот с командой вышел к войску. Даже и не к войску даже, а к группе из трёх десятков бывших каторжан, освобождённых из усольского рабства. Те стояли, пошатываясь, смотрели бессмысленными пьяными глазами. Коттин повернулся к боярам, сказал тихо:
— Кто тут говорит, что я привёл целое войско на поругание города?
Бояре промолчали, потупились.
— Это не войско, это отродье. Войско гуляет в городе, празднует победу вместе с народом. Какую победу? Над разладом внутри княжества! Этих в подвал, в полдень построить войска. Всех, и дружину тоже. Костры убрать, палатки тоже, развернём их после Вече.
— Какого Вече, господин? — удивился молодой Матан, свежеиспечённый боярин. — Вече уж закончилось!
— Всенародного Вече, без сословий. Даже и баб зовите — только горожанок. Время тяжёлое, пора принимать сложные решения, — улыбнулся бывший Кот.
Ошеломительная новость побежала огнём по толпе, моментально разнеслась по городу и слободам. Даже самые бедные, кряхтя, отворяли заветные сундуки, доставали дедовские кафтаны, красные сапоги — идти босыми на самое главное событие в жизни было нелепо.
В полдень площадь шумела, словно прибой на Чудском озере, колыхалась, словно поле спелой пшеницы. Собрались и горожане, и слободские, бабы и девки стояли большими кучками, говорили о своём — о ценах, тряпках и рецептах засолки рыбы. Все хвалили боярина Чудеса, таинственного Коттина — меньше, бояр обсуждали только своих — молодого Стефана считали прихотью новой власти.
Мужики рассеялись по майдану широко — кто-то пришёл посмотреть на войско и дружину, кто-то на казнь, но все ждали Слова о новых правилах и назначениях — слух о круглосуточной деятельности Вече донёсся до самых замшелых ушей. Дети сидели на покрывшихся листвой деревьях, словно стайки нахохлившихся птиц, на плетнях и крышах амбаров, кто-то даже хотел пробраться на крышу дворца — его турнули, погрозив пикой.
Вдруг толпа заорала, потрясая кулаками — вели связанных, вояк Строга — основная масса вычегодского войска стояла в строю, не смея шёлохнуться, не зная чего ждать от горожан — милости или казни. Пошалить и поворовать успели практически все бывшие каторжане, но до убийства и насилия дошли только самые отчаянные, без царя в голове. Дружина смотрела на новоиспечённое войско искоса, скривив рты — чувствуя их взгляды и слыша крики разгорячённых белозерцев, каторга мечтала поскорее убраться из города восвояси — хотя бы и назад в Усольск. Но это — в крайнем случае.
На заранее перевёрнутую телегу, покрытую красным персидским ковром, степенно взошла группа военных и бояр — сначала на бочонок, потом на импровизированную трибуну. Толпа тотчас отхлынула от преступников, повернулась к вновь прибывшим героям. Коттин внимательным глазом оглядел майдан — ряды дружины и войска, толпы горожан, крыши домов и амбаров, усеянные детьми и подростками. Накануне утром он поручил Аминте набрать из старой дружины видавших виды ветеранов, позвать их на новую службу, впрочем, не снимая кафтан дружинника. За пару часов люди были вызваны, с ними тайно переговорил Коттин, Чудес и сам богатырь — теперь личная гвардия рассеялась по площади, внимательно посматривала на сограждан и гостей города. Урок Тридрева даром для бывшего Кота не прошёл.
Рядом с древним странником стоял новоиспечённый граф Стефан, самый юный боярин княжества, воевода Чудес, старый Тарас представлял Храм — храмовые решили пока держаться новой власти, но никого от Тотьмы не назвали. Позади в новых боярских шапках гордо стояли Матан и Скальд — их большие семьи плотно окружили трибуну, радостно приветствовали своих, презрительно отмахиваясь от простонародья, лезшего вперёд, чтоб лучше рассмотреть происходящее. Остальные бояре, числом пять, окружённые своими родами, держались ближе к дворцу. И то правильно, решил Коттин — всех на телегу не возьмёшь, можно провалиться.
Только Коттин хотел было открыть рот, как толпа ахнула, развернулась. Коттин проследил взглядом направление — все смотрели на красное крыльцо. Бывший Кот присмотрелся — и ничего не понял. Протёр глаза, присмотрелся внимательней — в стоящей на крыльце фигуре было что-то знакомое. Золотые локоны ниспадали на плечи, верх причёски сцепляла маленькая сияющая корона. Платье из зелёного шёлка с драконами ниспадало до земли широкой волной, подчёркивая серебряным пояском узкую талию и полуоткрытую грудь. Толпа замерла, раззявив рты — лишь один молодой дружинник в строю, не удержавшись, выкрикнул: «Ах!» и швырнул свою шапку оземь, под ехидные смешки соратников.
Толпа шевельнулась, послышались возгласы, шепотки — Мишна, выдержав паузу, громко провозгласила:
— Княгиня Рогнеда!
Толпа шатнулась вперёд, потом назад — вышедшая к народу Рогнеда проигрывала молодой красавице по всем показателям. Даже не смотря на ярко натёртые свеклой щёки. Народ заговорил, зашептался. Коттин захлопнул челюсть, поморгал — все оставшиеся на майдане бояре окружили Мишну, многочисленные тётушки и матушки сметали с неё пылинки, держали — кто платок, кто перчатки. Княгиню отвлекала главная экономка Хава, что-то нашёптывая ей на ухо и показывая пальчиком на площадь.