Кот госпожи Брюховец
Шрифт:
Вирхов пытался разложить в голове полученную информацию по полочкам.
– Вы мне не ответили, Дашка-Зверек оказывала знаки внимания господину Студенцову?
– Вела искусную игру, – усмехнулся Петя, – не гнала, но и не слишком приближала. Ждала, пока отец Степана смилостивится и вернет сына в права наследства. А наследство, судя по всему, недурное.
– Вы считаете, Дашка не была заинтересована в смерти вашего приятеля и отца Онуфрия? – Петя растерянно вытаращился. – А где она может быть? Ни дома, ни в «Аквариуме» разыскать ее не удалось, – продолжил Вирхов.
– Может быть, за город уехала? – неуверенно предположил Петя. – В Сестрорецк?
– Прошу вас, господин Родосский, незамедлительно нас оповестить о местонахождении мадемуазель Прынниковой, если таковое вам станет известно.
Вирхов поднялся и протянул руку неприятно пораженному велосипедисту: Петя так старался быть откровенным, так хотел помочь следствию – и получил в благодарность чопорное, ледяное прощание.
Карл Иванович, глядя ему в спину, думал, что родители этого молокососа давно не брали в руки розги, а напрасно! Способный парнишка, не вполне испорченный, еще может стать полезным членом общества. А вон до чего дошел без родительских строгости и надзора –путается с шансонетками, гоняется по велодрому как белка в колесе. И что? Так и будет гонять до седых волос?
Карл Иванович вышел из-за стола, несколько раз присел, наклонил туловище в стороны, помахал руками, согнутыми в локтях, сделал глубокий вдох. Да кончится ли когда-нибудь сегодняшний день?
Письмоводитель напомнил, что в приемной томятся еще два свидетеля, и получил указание – впустить обоих.
Господин Фрахтенберг и господин Оттон вошли в кабинет следователя притомленные, с виноватым видом. Первый был чрезмерно бледен, лицо второго покрывали красные нервические пятна.
– Прошу садиться.
Вирхов указал жестом на стулья, дождался, пока новые свидетели пообвыкнутся.
– Начнем с вас, господин Фрахтенберг. Что вам известно о сегодняшнем происшествии?
– Ничего, – отчетливо выговорил блондин в форменном мундире Министерства путей сообщения. – Прибыл на праздник с опозданием, вся компания была уже в парке.
– Почему вы опоздали?
– Служебные обязанности. – Фрахтенберг с трудом сдерживал икоту. Светлые, бесцветные глаза оставались спокойными, ни тени сомнения не появилось на худощавом лице. – Меня редко приглашают развлечься, знают, что я не располагаю временем.
– Мы и не ждали господина Фрахтенберга, – вступил банковский служащий, привлекательный шатен с настороженными темными глазами. – Он человек занятой.
– А кто предложил ехать в Воздухоплавательный парк?
Оттон, покосившись на Фрахтенберга, выдавил:
– Дарья просила.
– Какие отношения связывали вас с покойным Степаном Студенцовым? – Вирхов смотрел на Густава Оттона.
– Встречались в «Аквариуме», – с готовностью ответил тот. – Предполагал в нем будущего клиента банка Вавельберга.
– А вы?
Вирхов перевел взгляд на инженера, изо всех сил старавшегося сохранить прямую осанку.
– Меня этот пустой мальчишка не интересовал. Сами понимаете, мы из разных сфер.
Вирхов согласно кивнул.
– Что за футляр был у него в руках?
– Ума не приложу. С ним и явился, когда мы собрались ехать, – пожал плечами банковский служащий.
– Но откуда он взял этот футляр? – прервал свидетеля Вирхов. – Он говорил, зачем он ему, что там?
– Ни слова, – покачал головой господин Оттон. – Только за минуту перед трагедией и узнали, что собирается его в дар батюшке преподнести.
– А вы не интересовались? Вопросов не задавали? И если в футляре была бомба?
– Он всегда с собой дрянь какую-нибудь таскал, – с досадой ответствовал Густав Оттон, – мы привыкли. Футляр ничего особенного из себя не представлял. Деревянный ящик размером с портсигар. На крышке резной дурновкусный крест, облепленный золотом, – у меня мысль мелькнула, не кусочек ли святых мощей с собой таскает? С него станет.
– Зачем же вы о покойнике дурно говорите? – осадил Оттона Вирхов.
– Господин Оттон хотел сказать, что покойный готов был пойти на все, чтобы вернуть расположение своего отца. Степан хотел даже в Святую землю ехать паломником. – Бледные губы блондинистого инженера дрогнули.
–Нет, Степан не террорист, – задумчиво произнес Оттон. – Почему вы говорите о бомбе?
– Я думаю вслух, – посуровел Вирхов. – Вы правы, не мог ваш дружок отправить на тот свет себя и отца Онуфрия... – И так как свидетели подавленно молчали, Вирхов спросил: – Когда вы видели Степана Студенцова последний раз, если не считать сегодняшнего дня?
– Вчера, в «Аквариуме», – с готовностью ответил повеселевший Фрахтенберг.
– И я вчера, и тоже в «Аквариуме».
– Известно ли вам, где он провел ночь? – Мужчины переглянулись. – У Дашки?
– Видите ли, господин следователь, – красные пятна на лице смущенного банковского служащего стали ярче, – мадемуазель минувшей ночью, ну, в общем... Она пожелала остаться у меня.
– Вот как? – Вирхов с любопытством взглянул на лощеного собеседника, на красную гвоздичку в петлице пиджака. – А Степан?
– Может, в гостинице ночевал, – помог следствию трезвеющий инженер, – он бродил, как цыган, по друзьям и меблирашкам...
– Высказывал ли когда-нибудь Степан недозволенные взгляды?
– Что вы, господин следователь, – всплеснул руками Густав Отгон, – он был благонадежнейшим подданным.
– Ничего не понимаю, – нахмурился Вирхов. – Были ли у него враги? Мог ли кто-то желать его смерти?
– Сомневаюсь, – отверг эту мысль Оттон. – Скорее уж надо искать врагов отца Онуфрия. А что, если бомба была у самого попа?
– Думаете, священник покушался на воздухоплавателя? Это форменный бред, – замахал руками Вирхов.
– И тем не менее есть еще один вариант, если у Степана была бомба. Степан мог быть орудием в чьих-то руках, – предположил господин Фрахтенберг. – Впрочем, в купеческой психологии я не особенно разбираюсь. Допускаю, что он свихнулся на почве религиозного фанатизма.