Кот, который читал справа налево (сборник)
Шрифт:
– С миссис Ламбрет я познакомился во время прошлого уикенда на бале в «Кисти и резце».
– Где резвились стареющие подростки, разодетые в маскарадные костюмы?
– Это был бал в честь Дня святого Валентина. Все были наряжены в костюмы великих любовников прошлого. Первый приз завоевала женщина, скульптор по имени Батчи Болтон. Вы знаете ее?
– Да, – ответил критик, – и хорошее воспитание удерживает меня от того, чтобы сделать какие-нибудь пояснения. Я полагаю, леди Даксбери также была там, одетая в соболиный мех и шляпку в стиле Гейнсборо?
Квиллер
Маунтклеменс сказал Квиллеру:
– Вы можете поздравить себя. Когда кот умывается в вашем присутствии, это значит, что он принял вас в свой мир… Где вы поселились?
– Я собираюсь как можно скорее найти меблированную комнату или квартиру, любую, лишь бы поскорее убраться из гостиницы, покрытой пластиком.
– Внизу у меня есть свободная квартира, – сказал Маунтклеменс. – Маленькая, но подходящая и довольно неплохо меблированная. Там есть газовый камин и кое-какие второразрядные импрессионисты. Плата будет незначительной. Мне нужно, чтобы в доме кто-то жил. Я много путешествую, составляю каталоги выставок. Работаю в экспертных комиссиях и, при моем сомнительном окружении, рад был бы знать, что в мое отсутствие фасад дома светится признаками жизни. Мне кажется, это неплохая идея.
– Я бы хотел взглянуть.
– Несмотря на распространенный слух о том, что я чудовище, – сказал Маунтклеменс самым дружелюбным тоном, – едва ли вы сочтете меня плохим домовладельцем. Вы знаете, что меня ненавидят все, я представляю себе, что молва описывает меня как негодяя, взращенного самим Вельзевулом, да еще и с претензией на художественный вкус. Друзей у меня совсем нет, никаких родственников тоже, за исключением сестры, живущей в Милуоки, которая, впрочем, отреклась от меня. Я что-то вроде отверженного.
Квиллер сделал своей трубкой понимающий жест.
– Критик не может позволить себе близко сходиться с художниками, – продолжал Маунтклеменс. – А когда вы держитесь особняком, то неизбежно вызываете к себе чувство зависти и ненависти. Все друзья, какие у меня есть, находятся сейчас в этой комнате, и не надо больше мне никого. Моя единственная цель – владеть и наслаждаться предметами искусства. Я никогда не могу остановиться, я никогда не удовлетворен. Разрешите показать вам мое последнее приобретение. Вы знаете, что Ренуар писал оконные занавески только в один период своей творческой деятельности? – Критик подался вперед и понизил голос, какое-то особенное, приподнятое выражение появилось на его лице. – У меня есть два полотна кисти Ренуара, изображающие оконные занавески.
Внезапно Као Ко Кун, глядевший на огонь у камина, издал леденящий душу вой. Это высказывание
Шесть
В четверг в «Дневном прибое» появился краткий биографический очерк Квиллера о художнике. Его героем был дядюшка Вальдо. Квиллер тактично избегал оценки художественного таланта пожилого человека, построив свой очерк на анализе философии мясника в тот период жизни, когда он прекратил продавать жареную требуху хозяйкам из среды своего мелкобуржуазного окружения.
Появление очерка возобновило интерес к картинам дядюшки Вальдо, и плохонькая галерея, где были выставлены его работы, продала все пыльные холсты с изображением кудрявых овечек и убедила старика возобновить свое творчество.
Читатели прислали редактору отзывы с одобрением очерка Квиллера. Внук дядюшки Вальдо, водитель грузовика, пришел в редакцию с подарком для Квиллера – десятью фунтами домашней колбасы, которую бывший мясник собственноручно приготовил. Сам Квиллер в пятницу вечером привлек внимание посетителей пресс-клуба, когда развернул сверток.
В баре он встретил Арчи Райкера и Одда Банзена и заказал свой неизменный томатный сок.
– Вы, должно быть, превосходный знаток этого дела?
Квиллер поднес стакан к носу и задумчиво вдохнул букет.
– Простой напиток, – сказал он, – но в нем есть наивное обаяние.
Дым от сигары мистера Банзена неудачно заглушил букет.
– Надо думать, эти томаты поступили из… – он сделал маленький глоток и покатал сок языком, – из Северного Иллинойса. Очевидно, томатная плантация располагалась у оросительного канала, получая утром солнце с востока, а после обеда – с запада. – Он сделал второй глоток. – Мое чутье подсказывает мне, что томаты были сорваны утром – во вторник или среду – фермером, чьи пальцы заклеены лейкопластырем. На языке у меня остается привкус ртути и хрома.
– У вас хорошее настроение, – сказал Арчи.
– Да, – ответил Квиллер. – Я ухожу из пластикового дворца. Собираюсь снять квартиру у Маунтклеменса.
Арчи от удивления чуть не выронил свой стакан, а Одд Банзен поперхнулся дымом от сигары.
– Меблированная квартира на первом этаже. Очень комфортабельная. И плата всего пятьдесят долларов в месяц.
– Пятьдесят! Что-то здесь не так, – задумчиво сказал Одд
– Все так. Просто он не хочет, чтобы дом пустовал, когда его нет в городе.
– Какой-то подвох здесь есть, – настаивал Одд. – Старый Маунти слишком скуп, чтобы отдать что-нибудь просто так. Надеюсь, он не рассчитывает использовать вас в качестве сиделки для кота, пока его нет в городе?
– Мысль, достойная циничного фоторепортера. Вам не приходило в голову, что он человек иных правил?
Ему ответил Арчи:
– Одд прав. Когда наш посыльный идет на телеграф, Маунтклеменс дает ему множество попутных заданий и никогда не платит чаевых. Правда ли, что он собрал полный дом ценных произведений искусства?