Кот, который любил Брамса
Шрифт:
– Вы домните меня? – поинтересовался он, стаскивая с головы кепку. – Я – пациент с кладбищенским синдромом.
– Рада видеть, что сегодня вы не в таком скверном настроении, как вчера.
– Укол подействовал сразу же. У вас часто бывают такие случаи?
– Ожоги плющом, солнечные ожоги второй степени, воспалившиеся мозоли на пятках, беличьи укусы – словом, все обычные отпускные удовольствия.
– А утопленники?
– Ими занимается полиция. Надеюсь, вы не собираетесь свалиться в озеро? Оно ледяное, и упавший за борт уже не всплывет.
Квиллер устроился поудобнее и нервно разгладил усы.
– Я бы хотел задать вам вопрос относительно укола, который вы мне вчера сделали. Не мог он вызвать какие-нибудь галлюцинации?
– Весьма маловероятно. А вы страдаете галлюцинациями?
– Нет, но после укола со мной случилось нечто странное, и никто не верит, что я действительно видел то, что видел. Я уже начинаю сомневаться в здравости своего рассудка.
– Такая неординарная реакция – это, пожалуй, единственный случай на десять миллионов, – обрадовалась докторша. – Поздравляю.
Квиллер внимательно посмотрел на неё, она взмахнула ресницами и бросила на него смеющийся взгляд.
– Привлечь вас к ответственности за преступную врачебную халатность? Или вы предпочтете поужинать со мной?
– Давайте лучше быстренько пообедаем, и отправимся прямо сейчас, – ответила она, посмотрев на часы. – Никогда не отказываюсь пообедать с интересным мужчиной в солидном возрасте. Вам нравятся здешние кулебяки?
– Они были бы ничего, будь тесто слоёным. А в начинку хорошо бы добавить соуса и класть поменьше репы.
– Ну, тогда вам наверняка понравится в «Бяке-кулебяке». Идём. – Она сняла белый халат, под которым оказалась футболка с эмблемой Мусвилла.
Ресторан оказался маленьким и уютным, с двумя рядами кабинок, его украшали рыболовные сети, старый канат и чучела чаек.
– Никогда не думал, – объявил Квиллер, – что придётся лечиться у женщины-врача, вдвое моложе себя и к тому же приятной внешности.
– Извольте привыкнуть к такой мысли, – посоветовала она. – Нас таких немало… А вы неплохо выглядите для своего возраста. Много занимаетесь спортом?
– Не очень, – признался он, хотя ответ «совсем не занимаюсь» был бы ближе к истине. – Простите, доктор, я ведь не знаю, как вас зовут.
– Мелинда Гудвинтер.
– Родственница адвоката?
– Кузина. Пикакс просто наводнен Гудвинтерами. У моего отца там врачебная практика, а я собираюсь присоединиться к нему с осени.
– Вы, наверное, знаете Фанни Клингеншоен? Я поселился на лето у неё в коттедже.
– Кто же не знает Фанни? Во благо себе или во зло. Наверное, мне не стоило так говорить. Она замечательная старая леди. Говорит, что хочет стать моей первой пациенткой, когда я начну практиковать.
– Почему вы назвали её замечательной?
– Фанни поразительно умеет добиваться своего. Видели старое здание суда? Настоящая архитектурная жемчужина, но его собирались снести, а Фанни взяла дело в свои руки и спасла дом – в одиночку.
Квиллер расправил усы.
– Мелинда, можно я вас кое о чём спрошу? Мусвилл – чудесное место, и люди в нём такие дружелюбные, но меня мучает подозрение, что здесь происходит что-то, чего я не понимаю. Может быть, у вас здесь нечто вроде Утопии?
– У нас, конечно, есть проблемы, – признала она, – но мы не говорим о них с посторонними. Здесь не слишком-то любят приезжих из Центра – это не для печати.
– То есть любят доллары туристов, но не любят их самих, так?
Она кивнула.
– Эти отдыхающие слишком гладкие, слишком важные, слишком агрессивные и снисходительные, слишком другие . О присутствующих, естественно, речь не идёт.
– Вы действительно думаете, что мы другие? Да это же вы другие, – возразил Квиллер. – Жизнь в Центре предсказуема. Я работаю, обедаю в пресс-клубе, потом спешу обратно в редакцию писать заметку, ужинаю в хорошем ресторане, по дороге домой на меня нападают. Все как обычно, никаких сюрпризов!
– Бросьте! Я жила в Центре, и, на мой вкус, здесь гораздо лучше.
Кулебяки оказались очень удачными, слоеное тесто, начинка приправлена соусом, никакой репы и размера вполне приятного. И в обществе Мелинды Квиллер чувствовал себя вполне приятно. Немного погодя он смущенно расправил усы и заговорил:
– Я хочу вам кое в чём признаться, если не возражаете.
– Польщена доверием.
– Я бы не стал обсуждать это ни с кем другим, но поскольку вы врач…
– Слушаю.
– Не знаю, как и начать… Вы что-нибудь понимаете в кошках? Вы знаете, у них есть шестое чувство, и некоторые считают, что кошачьи усы – это что-то вроде экстрасенсорной антенны.
– Занятная теория.
– У меня есть сиамский кот, и я готов поклясться, что он настроен на какое-то неведомое информационное поле.
Она ободряюще кивнула. Квиллер заговорил тише:
– Иногда я ощущаю усами необычные вибрации и узнаю то, о чем другие не догадываются. И это ещё не всё. За последние год-два моё обоняние необычайно обострилось – меня это даже порой беспокоит. А теперь чрезвычайно обострился слух. Несколько ночей назад кто-то гулял по берегу футах в ста от дома – по сыпучему песку, – и я слышал шаги даже через подушку: топ-топ-топ.
– Просто феноменально, – заметила она.
– По-вашему, это нормально? Это не должно вызывать беспокойства?
– Говорят, слоны слышат мышиные шаги.
– Надеюсь, вы не хотите сказать, что у меня чересчур большие уши?
– У вас очень пропорциональные уши, – успокоила Мелинда. – Право, вы очень привлекательный мужчина – для своего возраста.
В обществе Мелинды Гудвинтер находиться было приятно, хотя, по мнению Квиллера, она слишком часто упоминала о его возрасте и даже поинтересовалась, есть ли у него внуки. И всё-таки возвращался домой он в самом лучшем настроении. Подумывал начать работу над книгой или же немного поразмяться.