Кот, который приезжал к завтраку
Шрифт:
— Это хорошо или плохо?
— Это означает, — возбуждённо сказала она, — что вы любите свободу, приключения и перемены. Вероятно, вы много путешествовали, потому что легко привыкаете к новой обстановке и у вас есть живой интерес к новым местам и новым людям. А кроме того, у вас есть изобретательность, которая должна быть полезна при вашей работе.
— При всей моей скромности, — признал Квиллер, — должен сказать, что вы правильно подметили. Но откуда вы узнали, что предыдущее число неправильно? Не так уж хорошо вы меня знаете.
— Это
— А какое число у вас?
— Я — семёрка, как и ваш Коко. Составляя кошачьи гороскопы, я столкнулась с удивительным фактом: Као Ко Кун сокращается до семи, и то же самое происходит с Коко, а в случае с Юм-Юм, или Фрейей, каждое имя даёт одно и то же число — один. Это означает, что она терпелива, независима и обладает сильной волей. Коко аристократичен, склонен к науке и тонок умом, но достаточно скрытен.
— Замечательно! — сказал Квиллер.
В задумчивости он проглотил миску гумбо, меж тем как его сотрапезница отщипнула половинку от сандвича с курицей без майонеза. Постепенно он навел её на разговор о приготовлении трав, о лечебных травах, а потом о ядовитых.
— Островитяне, возможно, знали ядовитые растения, — сказала она. — Они изготовляли свои собственные лекарства. Вы когда-нибудь бывали в Тёмной деревне?
— Так аборигены называют поселок Провидение?
— Да, и это любопытное место. Отец часто возил нас через село. Если бы вы заказали после ланча экипаж, я бы могла править.
— Правда, что их возмущают чужие?
— Чаще всего. Но мы всегда вели себя тихо и уважали их частную жизнь. Островитяне любили отца. Он часто разговаривал на берегу с рыбаками и покупал часть их улова.
Она погрузилась в задумчивое молчание, и он какое-то время дал ей возможность повспоминать. Неожиданно она спросила:
— Квилл, хотите называть меня Лиз? Никто, кроме отца, никогда меня так не называл. Он был моим лучшим другом и единственным, кто когда-либо меня слушал.
— Счёл бы за честь… Лиз, — сказал он. — Давно умер ваш отец?
— Шесть лет назад, и мне до сих пор одиноко. С мамой мы друг друга не понимаем. Уильям и Рикки хорошие братья, но у них свои семьи и своя жизнь.
— А как насчёт Джека?
— Мы не ладим, — резко ответила она. — Когда мы росли, он вечно надо мной издевался — рисовал усы моим куклам и склеивал страницы моих любимых книжек.
— И ваши родители ему это спускали?
— Мама его прощала, говорила, что он от природы игрив и не имеет в виду ничего дурного, а отец — ну… отец никогда и не пытался с ним спорить. Понимаете, Квилл, Джек был такой красавчик, что ему все с рук сходило. Теперь-то он поистаскался на бесконечных вечеринках.
— У Джека есть профессия?
— Женитьбы, — едко ответила она. — Он разводился трижды, а ему всего двадцать шесть. Мама говорит, ей все равно, сколько у него женщин, но зачем ему надо на всех на них жениться? Это похоже на дурную привычку. Вы когда-нибудь что-нибудь подобное слышали? Эту тему у нас в семье обсуждать не любят, но я уверена — он снова женился и хочет из этого выпутаться. Каждый раз, когда Джек проводит дома несколько недель, у него есть скрытая цель. Он был женат на рок-певице, на фигуристке (она была славная) и на итальянской актрисе.
— В один прекрасный день он женится на библиотекарше и с той поры заживет счастливо, — сказал Квиллер.
Лиз усмехнулась.
— Я всё болтаю. Расскажите мне о себе. Где вы живете?
— В перестроенном яблочном амбаре в Пикаксе — три тысячи человек населения. Раньше я писал для ежедневных газет больших городов, но теперь мой друг издает небольшую местную газетку. Я пишу для неё и таким образом участвую в жизни городка.
— Вы кажетесь счастливым, — с лёгкой завистью произнесла Лиз.
— Думаю, я достиг гармонии. У меня есть друзья, и я пишу книгу.
— А я несчастлива, — горько вздохнула она. — Вы были правы, когда сказали, что мне нужен собственный дом. Когда я дома, то теряю воодушевление, честолюбие и аппетит.
— Чем вы это объясняете? — спросил он мягко, хоть и жаждал подробностей.
Когда-нибудь он и впрямь напишет книгу — он всегда собирал материал.
— Мама хочет руководить моей жизнью, выбирать мне друзей и принимать за меня решения. Ещё немного — и я просто сдамся. Ну вот. Это все, что я намерена вам об этом сказать.
— Давайте съездим в Тёмную деревню, — предложил Квиллер.
Он нанял двухколёсный экипаж, и они направились к восточному побережью, Лиз села на облучок. Потянулись галечные пляжи со столиками для пикников, перемежающимися с мусорными контейнерами. Группки туристов загорали на купальных полотенцах, собирали агаты или делились ланчем с бездомными котами.
— Я видел одичавших котов повсюду, кроме Сосен, — сказан Квиллер.
— Ещё бы, — откликнулась она. — Они знают, где их не желают видеть.
Немного погодя изрезанная колеями дорога раздваивалась и ныряла в лес. Тишина почти физически давила на плечи.
— Тёмная деревня, — шепнула Лиз. — Чувствуете её чары?
Древние деревья раскидывали над дорогой темный балдахин ветвей. Высились громадные, открытые всем ветрам кедры, сплетавшиеся в гротескные фигуры, и сучковатые дубы со стволами футов в пять диаметром, покрытыми лишайником. Пока лошадь тащилась по колеям, колеса наёмной повозки угрожающе скрипели. Если не считать этого, стояла почти пустынная тишина. В лесу виднелись то ветхая хижина, то обвалившаяся крыша, но не было и признака человека. Дорога, извиваясь меж гигантскими деревьями, уходила все дальше в лес. Квиллеру приходилось напоминать себе о том, чтобы время от времени делать глубоких вдох.