Кот, который проходил сквозь стены (сборник)
Шрифт:
– Комнаты? А вы не знаете, они случайно не сдаются?
– Сдаются, – ответила молодая женщина, опустив глаза. – Есть одна свободная с окнами во двор.
– Я бы с ними поговорил. Мне как раз нужно жилье.
– Миссис Кобб – очень приятная женщина. Только не расстраивайтесь из-за выпадов ее мужа – он человек резкий.
– Ну, меня не так-то легко расстроить. А что с ним такое?
Внимание мисс Дакворт отвлек шум внизу, в гостиной. Это покупательницы, вошедшие в дом, щебетали восторженно и без умолку.
– Спускайтесь, –
Внизу среди старинных сокровищ бродили две женщины. Они выглядели и вели себя как обычные домохозяйки из пригорода. Журналист нагляделся на них и в цветочных магазинах, и на любительских выставках. Но одежда этих женщин выбивалась из общего стиля. На одной было мужское кожаное пальто военного образца и мохнатая шляпа, похожая на половую щетку. Другая закуталась в эскимосскую парку, а черно-белые брюки в шахматную клетку заправила в охотничьи сапоги с клетчатой же отделкой.
– О, какой чудный магазин! – восхитилась «парка».
– О, у нее есть старый Стьюбен, – вторило ей «мужское пальто».
– Ах, Фрида, взгляни на этот графин! У моей бабушки был точно такой. Интересно, сколько она за него хочет?
– Здесь хозяйка высокого полета, но товар хороший. Выказывай поменьше энтузиазма, и она сбавит пару долларов, – посоветовало «пальто» и тихо добавило: – А ты знаешь, что она была подругой Энди?
– Ты хочешь сказать, того Энди, который…
«Пальто» кивнуло:
– Ты ведь знаешь, как он погиб?
Ее собеседница поежилась от отвращения и скорчила гримасу.
– Вот и она!
Когда мисс Дакворт вплыла в гостиную – холодная, надменная, хрупкая, как английский фарфор, – Квиллер решил еще раз взглянуть на герб Макинтошей. Раритет был массивным и грубым. Журналисту захотелось прикоснуться к нему, и, когда рука дотронулась до железа, у Квиллера мурашки побежали по коже. Потом он приподнял герб – и невольно охнул: тут веса чуть ли не пятьдесят килограммов!
Изящная мисс Дакворт, между тем, подняла украшение для ворот без всякого напряжения.
Три
К полудню Цвингер-стрит ожила. Слабые лучи зимнего солнца пробились сквозь мрачную мглу; правда, развеселить улицу как следует они не смогли и только вызвали у нее болезненную улыбку. Тротуары заполнились людьми в странных одеяниях – намеренно эксцентричных, ярких, необычного кроя. Публика бродила от магазина к магазину в ожидании аукциона, назначенного на половину второго.
Квиллер решил, что пора перекусить, и нашел забегаловку, где кое-как проглотил то, что здесь называли хот-догом – жесткую сосиску в рыхлой булке, плюс напиток, претендовавший на то, чтобы его называли кофе, и кусок совершенно резинового пирога с коркой из папье-маше. Заодно он позвонил редактору, чтобы вызвать фотографа.
– Я насчет аукциона, – сказал он Арчи Райкеру. – Нужно обязательно заснять эту толпу. Она выглядит просто невероятно!
– Я же тебе говорил: Хламтаун – красочное место, – напомнил Райкер.
– Только не присылай Крошку Спунера. Он страшно неуклюж, а здесь много хрупких вещей.
– Надо предупреждать заранее. Так что возьмешь того, кого найдем. А ты уже купил себе что-нибудь?
– Нет!!! – рявкнул Квиллер, но почему-то с удовольствием вспомнил о гербе Макинтошей.
К часу в магазине Эндрю Гланца яблоку негде было упасть.
Это большое здание построили в двадцатые годы, когда в районе только начали появляться магазины. Под высоким потолком висели медные горшки, птичьи клетки, санки, люстры всех форм и размеров и один стул со спинкой из деревянных реек. Мебель внизу сдвинули, чтобы освободить место для публики. Узкая лестница, покрытая восточными коврами и выцветшими гобеленами, вела на галерею. Развешанные повсюду объявления напоминали посетителям: «Что разбил – то купил», а те бродили по залу и, внимательно щурясь, осматривали товар: переворачивали тарелки, стучали по хрусталю…
Квиллер пробирался сквозь толпу, мысленно отмечая, о чем говорят вокруг.
– Посмотрите на эту лошадь-качалку! У меня на чердаке была точно такая, пока муж не сжег ее в камине!
– Если на донышке человечек с зонтиком посреди моста, то это кантонский фарфор, а если он сидит в чайной – нанкинский. А может, и наоборот…
– А это что такое? Вышла бы отличная чаша для пунша!
– Слава богу, я нигде не вижу того шпиля.
– Вот та самая стремянка!
– У моей бабушки тоже был мейсенский кувшин, только голубой.
– Как ты думаешь, они выставят шпиль?
Назначенный час приближался, и публика стала рассаживаться лицом к подиуму. Квиллер сел с краю, чтобы не проморгать фотографа.
Да, публика собралась чрезвычайно занятная… Какой-то господин в пальто наподобие индейского пончо держал на руках собачонку в цветастой курточке. Другой был в шапке Санта-Клауса и полосатом шарфе до самого пола. Рядом с Квиллером уселась полная дама, у которой на шее висели две пары очков.
– Я в первый раз на аукционе, – обратился к ней журналист. – Не могли бы вы что-нибудь посоветовать новичку?
Дама повернулась. Господь, видно, творил ее с помощью циркуля: расширенные круглые зрачки в круглых глазах на круглом лице. Губы растянулись в полукруглой улыбке.
– Держите ухо востро, а то еще ненароком купите это зеркало, – усмехнулась соседка и указала на зеркало высотой в добрых четыре метра, в узорной раме, прислоненное к перилам галереи. – Я так боялась опоздать! Была у глазного, а он принял не сразу. А потом закапал мне глаза, и теперь я ничего не вижу.
– Что это за шпиль, о котором все говорят? – спросил Квиллер.