Кот, который свихнулся на бананах
Шрифт:
УДК 82/89
ББК 84(7Сое) Б 87
LILIAN JACKSON BRAUN
The Cat Who Talked Turkey
The Cat Who Went Bananas
ПРОЛОГ
– Ни пуха ни пера, Фрэн, милая!
– Ни пуха ни пера, Олден!
– Ни пуха ни пера, Дерек! Успеха, старик!
В Пикаксе (городке в четырёхстах милях к северу от чего бы то ни было) давали премьеру, и
Фрэн Броуди, дизайнер по интерьеру, играла Гвендолен. В главной мужской роли выступал Олден Уэйд, человек в городе новый. Ларри Ланспик, владелец универмага, оказался превосходным дворецким. А леди Брэкнелл, даму невероятно высокомерную, изображал Дерек Каттлбринк. Не то чтобы мужчина в женском платье был явлением из ряда вон выходящим, но выбор пал на Дерека, метрдотеля высококлассного ресторана, потому что он был шести футов восьми дюймов росту. Режиссёром выступала Кэрол Ланспик. За рецензию в газете отвечал Джим Квиллер.
ОДИН
Джим Квиллер вёл колонку в местной газете «Всякая всячина», а кроме того занимался ещё много чем. В прошлом репортер-криминалист, печатавшийся в газетах по всему континенту, он, получив в наследство огромное состояние Клингеншоенов, перебрался на север. Свалившееся на него богатство он употребил на создание благотворительного фонда, заявив, что, когда у него слишком много денег, ему становится не по себе. Фонд К., как его назвали, содействовал улучшению работы учебных и медицинских учреждений и вообще повышению качества жизни в Мускаунти и позволял Квиллеру свободно общаться с людьми, выслушивать их истории и обеспечивать уход и питание двум сиамским котам.
Они жили втроём в перестроенном яблочном амбаре на окраине Пикакса. Как-то сентябрьским утром Квиллер готовил своим питомцам завтрак, художественно раскладывая по двум мискам филе лосося и посыпая его тёртым рокфором (сиамцы, скажем прямо, были несколько избалованы). Они возлежали на барной стойке, свернувшись в два одинаковых меховых кома, и надзирали за приготовлением кушанья.
Это были Коко и Юм-Юм, хорошо известные читателям колонки «Из-под пера Квилла». Мальчик – гибкий, мускулистый котяра с чувством собственного достоинства. Девочка – миниатюрная кошечка с вкрадчивыми манерами и цепкими коготками.
У обоих шёрстка была бежевой с отчётливо проступавшими коричневыми подпалинами, глаза – голубые, как и присуще их породе. Оба имели обыкновение высказываться по любому поводу. Коко выражал своё мнение яростным «Йау!», Юм-Юм – сопрановым «Ня-ау!»
Как раз когда Квиллер ставил миски под кухонный стол, внимание Коко внезапно переключилось на нишу в противоположной стене, где висел телефон. Через секунду аппарат зазвонил.
Прежде чем успел прозвучать второй звонок, Квиллер уже говорил в трубку своё любезное: «С добрым утром».
– Какая у тебя быстрая реакция, Квилл! Вот это да! – отозвался хорошо поставленный голос Кэрол Ланспик.
– А у меня тут датчик установлен. Предупреждает заранее, что телефон вот-вот зазвонит. И даже отсеивает звонки: на какие стоит отвечать, а на какие нет. Чему обязан, Кэрол?
– Да вот хочу спросить, не напишешь ли несколько слов для программки к нашей новой постановке?
– Само собой. Кстати, у меня тоже возникла одна мысль, которую я хотел бы с тобой обсудить. Ты будешь сегодня с утра в магазине?
– С утра и до вечера! Как насчёт чашечки кофе и сдобной булочки? Скажем, в десять?
– Сегодня, увы, нет, – вздохнул он. – Я только что начал оздоровительный курс, и Диана предписала мне сесть на диету.
Ланспики были четвёртым поколением старожилов, обосновавшихся в Мускаунти ещё во времена первых поселенцев. Бабка Ларри Ланспика держала в округе лавку, где чем только не торговали: и керосином, и мануфактурой, и грошовыми леденцами. Отец Ларри открыл универсальный магазин на Мейн-стрит. Сам Ларри, обнаружив в себе актерский дар, отправился в Нью-Йорк, где даже имел кое-какой успех, но потом женился на актрисе, вернулся вместе с нею в Пикакс, чтобы продолжать семейное дело, и основал Театральный клуб. Дочь Ларри стала врачом, тем самым доктором, который прописал Квиллеру диету – побольше брокколи, поменьше кофе и один банан в день.
Оторвавшись от своих питомцев, Квиллер направился в город – в универмаг Ланспиков. От амбара туда вела грунтовая дорога, пересекавшая густой лесной массив и упиравшаяся в парк, где брала своё начало Мейн-стрит. По краям парка располагались две церкви, здание окружного суда, публичная библиотека и огромное каменное строение – в прошлом особняк Клингеншоенов. Теперь его использовали для театральных представлений и как главный штаб Театрального клуба. На север от него тянулся ряд каменных, построенных ещё в прошлом веке жилых домов, где теперь размещались строительные магазины и москательные лавки, офисы, а также заново отстроенная гостиница, принадлежащая клану Макинтош.
Девизом универмага Ланспиков, основанного без малого сто лет назад, служили слова: «Идеи – новомодные, обслуживание – старомодное».
Квиллер проследовал между стеклянными витринами, заполненными бижутерией, шарфами, сумочками, косметикой и блузками, в заднюю часть магазина, где находились служебные помещения. Он шёл, раскланиваясь с продавцам некоторые радостно его приветствовали:
– О, мистер Квиллер!
– Где ваш Коко, мистер К.?
Такой завидной популярностью он был обязан не только своей колонке, благотворительной деятельности и сиамским кошкам, но и великолепным усам цвета соли с перцем. В свои «за пятьдесят» он отличался отменным телосложением, хорошим ростом – шесть футов два дюйма, приятными манерами и проникновенным голосом. Но самым главным в его облике были именно усы. Колонку «Из-под пера Квилла» всегда украшала его фотография, сделанная в самом выгодном ракурсе.
Ланспики честно трудились у себя в офисе.
Если не считать поставленного голоса, ни в муже, ни в жене не было ничего актерского. Ничего, поражавшего глаз. А вот поди ж ты! – на сцене они умели изображать самых разных людей, как настоящие профи. В данный момент оба выглядели обыкновенными владельцами магазина в небольшом городке.
– Присаживайся, Квилл, – пригласил Ларри. – Полагаю, с пьесой ты давно знаком.
– Её читают ещё в колледже. Мы потом весь семестр разговаривали в стиле леди Брэкнелл. Тонкая штучка! Позвольте полюбопытствовать, с чего это вы решили поставить её в нашей, прошу прощения, дыре.