Кот ушел, а улыбка осталась
Шрифт:
— Фома Арчилович?
— Да.
— Телефон получили?
— Да.
— Вы когда у седьмого плавкрана будете?
— Второго, к вечеру, извините, а с кем я говорю?
— Это вам знать не обязательно. У седьмого плавкрана примете контейнер и доставите до старой балки. Там вас будут ждать. Контейнер не открывать и близко к нему не подходить. Как поняли?
— А что в контейнере?
— И это вам знать не обязательно.
— Нет. Обязательно. Неизвестные грузы на борт не беру.
— А этот возьмешь, господин Беридзе, — голос
— Я не Беридзе, я Каландадзе.
— Кончай жужжать, генацвале. Нам о тебе все известно, дорогой. Пока только нам. Ты меня понял?
— Понял.
Берег реки. Ночь. В луче прожектора видна пришвартованная баржа и стрела крана, опускающего в носовой трюм большой контейнер.
Река. Ночь. Луна. Баржа в движении. Крышка носового трюма отодвинута. Из трюма торчит контейнер. На краю трюма сидит Толик и напряженно прислушивается. Фома выглядывает из рубки:
— Толик, отойди от груза!
Толик жестами призывает его к тишине. На цыпочках идет к лестнице, заходит в рубку, закрывает дверь.
— В чем дело? — спрашивает Фома.
— Тс-с! — шепчет Толик. — Там люди!
— С чего ты взял? — спрашивает Фома.
— Дышат и сопят. Рецидивисты это, которые вчера из Саратовского СИЗО сбежали! По телику передавали.
Фома достает из кармана телефон.
— Не надо, Арчилыч, — остановил его Толик. — У них бабки. Менты бандитов отпустят, а нас посадят. А так мы ничего не знаем. Взяли ящик, отдали ящик.
Фома тяжело вздыхает, бросает телефон на панель.
Рассвет. Баржа причалена к паромному съезду. Мощный автокран опускает на берег контейнер, извлеченный из носового трюма. Рядом с краном возле джипа стоят двое в черных костюмах. Едва контейнер касается земли, мужчины открывают запоры и отодвигают стенку. Из контейнера появляется еще один (третий), в костюме жокея, под узцы он выводит красивого белого коня, запрыгивает на него и мчится прочь по степи в сторону восхода. За ним, поднимая пыль, катят джип и автокран. Откуда этот конь? Кто эти люди? Мы так и не объясняем.
Этот эпизод я так подробно описал, потому что мне он нравился. А снять его нам не удалось. К сожалению.
И еще не удалось снять эпизод «Аэростаты». По сценарию, когда в Москве Маша поссорилась с Вадимом и убежала, Толик продал чемодан с компроматом и на все деньги запустил над Москвой несколько десятков аэростатов с надписью: «Жду тебя в Твери. Твой козлик Валя». Снять десятки аэростатов смета не позволила. И в фильме над Москвой летает один дирижабль.
КОМПРОМАТ
По сценарию, в чемодане с компроматом, который оставил на «Фортуне» сбежавший бандит, среди прочих бумаг была фотография: кандидат в губернаторы Митюков с голыми девушками. Варианта было два. Сделать фотоколлаж или снять все самим. Решили, что сами снимем. Эрик Вайсберг, наш исполнительный продюсер, спросил:
— Просто натурщицы или балерины?
— Почему балерины?
— Может, Георгий Николаевич захочет, чтобы они ногами дрыгали?
— Не захочу.
На следующий день маленькая, сухонькая женщина в очках и строгом костюме привела ко мне в кабинет трех молодых девушек.
— Знакомьтесь, — сказала она. — Рита, Инга, Валя. В кабинете кроме меня были Юра Рост и Миша Баландюк (фотограф). Девушки разделись. И мы начали придумывать композиции. Юра в рубашке и брюках сидел на диване, а обнаженные девушки садились ему на колени, обнимали, принимали соблазнительные позы. Юра чувствовал себя неловко, сердито пыхтел. После каждой картинки он говорил:
— Николаич, может, хватит?
— Нет, не хватит! Все не то, — строго говорила Арина Михайловна (так звали сухонькую женщину). — У вас, господин мой хороший, лицо постное, брезгливое, а должна быть страсть, вожделение!
До перестройки Арина Михайловна преподавала политэкономию в Институте культуры.
— А может, им лечь у его ног? — неуверенно предложил я, чтобы хоть что-то предложить.
— Нет. Это детский сад! Завтрак на траве, — не соглашалась Арина Михайловна. — Есть вариант! Валя, ты садись клиенту на плечи и обними ногами. А Инга и Рита садитесь так, чтобы его ноги оказались между вашими ногами. Хоть намек на что-то появится.
— Пусть Инга на шею сядет, у нее ноги короче, — сказала Валя.
— Все, Николаевич! — Юра встал. — Там есть из чего выбрать. Обойдемся без ног на шее.
— Ладно. Съемка окончена! Спасибо, девочки. Одевайтесь, — сказал я.
— И это все? — удивилась Валя.
— Все.
— Надо же! Век бы так работать! — сказала она. Встретился я с Валей осенью в клубе «Шатильон».
«ШАТИЛЬОН»
Во время перестройки напротив «Мосфильма» открыли казино. Назвали его в честь французского замка «Шатильон». У входа поставили скульптуру Леонова в роли доцента из фильма «Джентльмены удачи». А вдоль тротуара большие портреты киноактеров и режиссеров (был там и мой портрет). Я ходил в казино и играл там. Часто играть я мог только потому, что хозяин «Шатильона» Николай Садулович Цховребов много проигрывать мне не давал. Элегантный и обаятельный Садулыч (так я его называл) иногда около полночи подходил и спрашивал:
— Георгий, сколько проиграл сегодня?
— Сто двадцать. И сто взял в кредит (все расчеты в казино были в долларах).
— Двести двадцать?
— Двести двадцать.
— Ну, еще 50, чтобы в хорошем настроении ушел, — говорил Садулыч. — Дайте Данелия кредит на двести семьдесят.
Мне приносили на подпись бумагу и давали фишки. Садулыч ставил все на черное или на красное, а так как человек он был везучий, сразу же все отыгрывал.
— Все, Георгий, сегодня больше не играй. Садулыч разрывал кредитную бумажку, а я в кассе получал свои сто двадцать и пятьдесят для хорошего настроения. В итоге на круг я оставался при своих.