Котел. Книга первая
Шрифт:
— Рысью не хочу. Хочу носорогом.
— Я с тобой по душам, от заботы. Зачем-то слова вверх тормашками.
— Ладно. Буду размышлять.
— Вот умно! Парить пари, — на землю спускайся. Да, сынок… Грешная земля, грешные заботы, и никуда от них не денешься. Мы вот с тобой добротную будку возвели. Домик — прямо игрушка! Дверь вот плоховата. Стыд: из горбылей, рассохлась. Стукни легонько в сучок — вылетит.
— Подглядывать никто не будет.
— Подглядывать? Зачем? Нечего прятать. Я в каком смысле? Шалят ведь пока в садах. А мы бочку огурцов засолим, две бочки помидоров, свежие яблоки на хранение оставим.
— Зимой
— Ты не знаешь воровских намерений.
— Ко мне поступает информация из ихнего центра.
— Дверь надо заменить.
— Раз надо — заменяй.
— Ты на меня не перебрасывай.
Андрюша понял, к чему клонит отец, и решил с ним рассориться. Расчет не удался. Отец унял грозный рокот в голосе.
— Сынок, с машиной огневой зачистки у нас не клеится. База для нее не готова: нитку природного газа еще по Башкирии тянут, кислородный завод медленно строится. Короче, начальство предполагает перебросить меня с машины огневой зачистки в слесарную мастерскую.
Никандр Иванович закурил и щелкал ногтем большого пальца по зубам. Вспомнилось Андрюше невольно, что папиросы «Беломор», для себя, отец носит в правом кармане, а «Спорт», подешевле и потоньше, в левом — для «стрелков».
— Ладно, сделаю буковую дверь.
— Буковые доски на сервант попридержи.
— И на сервант хватит.
— Зачем делать? Я готовенькую приметил. На первом строительном складе. В углу, где башенный кран. Стрелка еще у него горизонтальная. Листы фанеры там, оконные рамы и двери.
Андрюша сомкнул ступни ног под столом, сидел сгорбленный, стеснялся посмотреть на отца в упор.
— Если бы я… — промолвил Андрюша и задохнулся от волнения.
— Что ты?
— …пошел бы к начальнику вырубки…
— Просить, чтоб взял на работу?
— …чтобы наградил тебя за примерное воспитание Люськи и меня.
Отец подсунул под затылок свою громадную ладонь.
— Продавали бы доски на складах, дак… А то ведь…
Андрюша встал и пошел к двери.
— Куда?
— Мамке пойду помогу.
— Окрысился. Отец говорит, слушай. Не с твое пожито. Знаю, как рубли чеканят. Хватишь с мое, пожалуй… Ну-к, стой.
2
Андрюша схватил в прихожей велосипед, передним колесом зацепил за ручку бабушкиного сундука, больно ударился коленом о педаль. На лестнице оглянулся. Вслед за ним бежал отец. Вздулась над спиной сатиновая рубаха.
Никогда Андрюше не приходилось открывать так подъездную дверь. Руки, словно бы сами по себе, выкинули вперед велосипед и — трах колесами в дверь, и Андрюша на крыльце о две ступеньки, и велосипед уже на асфальте, и в глаза блеснула коричневая кожа седла. Прыгнул, покатил по наклонной боковой дорожке двора. Сворачивая под арку, увидел в подъезде отца. Хлопчатобумажные брюки взбугрились над карманами — кулаки кубические втиснул туда.
Лихо давил на педали. Пространство в ободе колеса затянулось серым блеском. Тени карагачей, манекены за витринным стеклом, афиша возле каменной балюстрады кинотеатра (наивно бесшабашное, с чаплинской грустной ужимкой лицо индийца Раджа Капура) — мимо всего этого Андрюша пролетел, не зная, куда он и зачем, и лишь затормозил перед разноцветным ливнем автомобилей. В просветах между машинами возникла мать, стоявшая на противоположной стороне шоссе.
Она разговаривала с такой же приземистой, как и сама, женщиной, только мать была одета по-простонародному, а ее собеседница — как интеллигентная дамочка. На ногах матери были зеленые полуботинки, свиные, выгоревший до коричневы суконный костюм, белый в крапинку платок, а на той — алые из перекрещенных ремешков босолапки, васильковое платье и соломенная шляпка-черепок, украшенная матерчатыми флоксами.
Когда Андрюша пересекал шоссе, он узнал в дамочке учительницу истории Лидию Матвеевну Карасеву. Пять лет тому назад Лидия Матвеевна была его классной руководительницей, потом ее назначили завучем школы, и с тех пор она давала уроки только у старшеклассников; кроме истории она преподавала обществоведение. Встречая Лидию Матвеевну, Андрюша сразу же вспоминал, как она избила его линейкой. Это случилось где-то в сентябре. Урок истории был после урока английского языка. Андрюша в тот день дежурил. Он вбежал в класс, когда Лидия Матвеевна уже поднялась на кафедру. Ему было радостно и хотелось козырнуть выученной английской фразой, он спросил, обращаясь к классу:
— Ху из эбсент?
Ей показалось, что он выругался. Она затопала каблучищами, схватила его за руку и уволокла в пустую учительскую. Там закричала:
— Повтори, что ты сказал.
— Я спросил по-английски: «Кто отсутствует?»
— Негодяй, ты заругался.
— Вам почудилось.
— Ах, почудилось?!
На столе, застеленном малиновым сукном, лежали огромные деревянные циркуль, транспортир и линейка. Лидия Матвеевна схватила линейку, принялась бить по чему попадя. Он пытался уворачиваться, подставлял руки, но она била метко и свирепо, от боли он метнулся вон из учительской. Напоследок линейка настигла Андрюшу на пороге: словно вонзилась под лопатку.
До ночи он пропадал у пруда. Бродил по берегу, и никто ему не был интересен, даже рыбаки, таскавшие с яликов красноперок. Никогда еще обида не кружила так в его душе, чтоб казалось — она вовек не утихнет.
Он ожидал, что застанет у себя Лидию Матвеевну. И действительно, застал. Она сидела с его матерью на диване в большой комнате. Его ранец, лежал посреди круглого стола.
— Что ж ты, милый, наделал? — горестно спросила мать. — Отец узнает — засекет до полусмерти.
— Она наделала.
И ушел в смежную комнату. Оттуда он услыхал, как мать промолвила:
— Он у меня никогда не врет: напрокудил — повинится, не виноват — греха на душу сроду не возьмет.
— Я не могла ослышаться.
И Лидия Матвеевна слила английские звуки так, как их соединило ее воображение. С этого дня Андрюша решил, что у Лидии Матвеевны неприличное воображение, и все-таки он огорчался, убеждаясь в этом.
Будто бы проверяя, как проходят занятия по физкультуре, она поднималась в спортивный зал. Приходила поотираться возле физкультурника, на которого засматривалась. Он же был учителем труда. В школе говорили, что он платит алименты на двух детей от первого брака, да от второго брака у него трое, и все сыновья, поэтому Лидия Матвеевна заботится о том, чтоб он побольше зарабатывал. Кто-то из девчонок однажды сказал, едва Лидия Матвеевна появилась в зале: «Мы лазим по канату, а Лидушка обозревает физкультурника».