Котт в сапогах. Конкистадор.
Шрифт:
— Андрэ, ты меня пугаешь! Прекрати!
— Да не беспокойтесь вы так, капитан! Это ничуть не опасно. Хотя и странно. У меня такое ощущение, что я знаю все на свете...
— Да ты что? Вот прям-таки и все? — съехидничал Мордаун.
— Все,— безмятежно произнес Андрэ, глядя куда-то в небо.— Абсолютно.
Похоже, именно эта спокойная уверенность взбесила Моргана, потому что он сжал лапку в кулак Я крикнул:
— Ну-ка, мудрейший из мудрых, скажи, что у меня в руке.
— Ничего,— с прежней безмятежностью ответил Андрэ.
Мордаун с мгновение таращился на него,
— Ох, не стоило бы Суа Кири так делать! — Боли-вар поскреб в затылке.— Такому большому и... э-э-э... медленно думающему человеку, как его величество, небольшое увеличение ума не повредит. А вот господина крысу как бы не разорвало от избытка мудрости!
— Не смей называть меня крысой! — рявкнул Мордаун, разбрызгивая зеленые от сока кактуса слюни.— Я не крыса! Я не крыса! Я не... но я и не человек. И вообще, что такое человек? Двуногое без перьев? Так это Платон просто никогда не видел обезьян. Две ноги, две руки, туловище и голова еще не делают человека человеком. С другой стороны, если человеку отрубить ноги, перестанет ли он быть человеком? Очевидно, нет. И если отрубить руки — тоже. А если отрубить тело?
— Очевидно, да,— мрачно передразнил мага Николас— Если человеку отрубить тело, он, несомненно, перестанет быть человеком и станет трупом.
—Это несущественно,— отмахнулся Мордаун.— Ясно же, что человек определяется не наличием тела. Кто я? Набор мышц, костей и телесных жидкостей? Вряд ли, ведь таковы все живые существа. Я маг? Отчасти, но только отчасти. Вот сейчас я совсем лишен магической силы и даже заключен в иное тело, но я все равно я. Заглядывая в себя и рассматривая придирчиво те сущности, кои принято мною же самим считать собою, я говорю: это не я! И это тоже не я... и это... и это...
Постепенно бормотание крыса стихло, и он застыл с остекленевшим взглядом. Андрэ бережно взял крыса на руки и проникновенно сказал:
— Да, друг Морган, именно так! Нелепо отждествлять себя с иллюзиями, которые порождает наше сознание.
— Иезус Мария! — Я растерянно наблюдал, как Андрэ баюкает на своей лопатообразной ладони разомлевшего крыса.— Никогда не думал, что увижу такое!
— Не желаешь тоже отведать чудесного кактуса? — хмыкнула Коллет.— Глядишь, тоже достигнешь мудрости!
— Не-не-не,— замахал я руками.— Эта магия мне совсем не нравится! Надо уходить из этой коварной пустыни!
— Мысль здравая, но как уговорить Андрэ идти дальше? Нам его тащить не под силу.
— Ну это как раз не проблема! Иголка, подойди, пожалуйста, поближе к королю... Андрэ! У подножия той горы будет привал и горячий ужин!
Андрэ начал было что-то витиевато отвечать, но вдруг замолчал, сунул Моргана в руки Кошону и деловито зашагал по направлению к горам.
— Вот видишь! — торжествующе подмигнул я Коллет.— Ум умом, а Андрэ остается Андрэ!
До самых предгорий наш отряд двигался без единой задержки, и я уже начал было присматривать место для ночлега, когда навстречу нам высыпала толпа вооруженных, пронзительно вопящих индейцев. Коллет взвизгнула, зажмурилась и густо покраснела. Да и мне, признаться, стало неловко — из одежды на индейцах имели место только перья, да и то на голове. Однако ситуация для проявления благовоспитанности была слишком опасной. Гикая и вереща, дикари мгновенно облепили трусившего впереди Андрэ и, прежде чем гигант понял, что происходит, скрутили его. Николас выхватил было пистолеты, но замешкался — слишком много было вокруг целей.
Положение, как ни странно, спас Транквилл.
Благополучно продремавший всю дорогу между ушей Иголки, от воплей дикарей он проснулся, забил крыльями и заорал во всю глотку. Обалдевшая от такой неожиданности Иголка взвилась на дыбы и дико заржала. Меня словно катапультой выбросило из седла, и не вцепись я машинально в луку когтями, забросило бы назад, в Золотой Город. Мой возмущенный вопль присоединился к какофонии.
Индейцы на мгновение застыли, глядя на орущее в три глотки чудище, и как один пали ниц, подвывая от ужаса.
— Опять? — не сдержался Николас.— Теперь чью-нибудь внучку придется спасать Божественной Лошади?
—А почему не Божественному Петуху? — возмутился Транквилл, но по понятным причинам на него не обратили внимания.
— Вряд ли,— рассудительно возразил Боливар.— Они, похоже, лошадей в первый раз видят. И петухов. Так что среди их богов наверняка нет подходящих.
— Это хорошо.
— Скорее всего, они приняли вас за демона.
— Здорово! — обрадовался петух. Выпятив грудь, он снова забил крыльями и закукарекал. Дикари попытались еще глубже вжаться в песок.
— Перестань, Гай Светоний. А то еще вздумают проверить, на самом ли деле ты демон, пустят стрелу — и готово жаркое.
— Ну вот! Вечно ты мне все удовольствие портишь своими намеками!
Я обернулся к Боливару:
— Попробуй с ними поговорить.
Проводник кивнул, выехал вперед и заговорил на языке, уже знакомом мне по деревне базука. Несколько украшенных перьями голов поднялось, но, судя по пустым взглядам, смысла слов они не понимали. Боливар повторил свою речь на другом языке. С тем же результатом. Перепробовал еще несколько, но добился только того, что дикари перестали вжиматься в землю, а расселись перед ним на корточках и встречали дружным улюлюканьем окончание каждой речи. Наконец Боливар произнес несколько гортанных, отрывистых слов, сопровождая каждое обильной жестикуляцией. Дикари загомонили, и самый «оперенный» из них ответил серией таких же отрывистых слов и жестов.
— Уф-ф-ф! — выдохнул Боливар, утирая пот.— Вот уж воистину языковой барьер!
—Ты знаешь этот язык?
— Ну... это как бы не совсем язык,— замялся Боливар.— То есть его иногда называют исконным языком, на котором говорили боги, когда сошли на землю. Но, я думаю, индейцы набрались этих слов от викингов, когда те нашли эти земли.
– — То-то мне некоторые слова показались смутно знакомыми,— задумчиво произнес Николас.— Но в целом это совсем непохоже на наши северные языки.
—Я же говорю, это лишь отдельные слова. Тут очень важна интонация и соответствующие жесты, поскольку одно слово может иметь много совершенно разных значений.