Ковалевская
Шрифт:
Софья Васильевна была убеждена, что Чебышев разбогател только потому, что умеет обращаться с цифрами, и рассчитала, что при большой коммерческой опытности, приобретенной ее мужем в издательских делах, при огромной и разносторонней его одаренности и умении отдаваться делу до самозабвения, наконец, при ее собственных познаниях, можно пуститься в спекуляцию без риска. Только бы нажить капитал! Этого не трудно достичь при настойчивости и упорстве. Тогда можно будет заняться наукой, построить здание для женских курсов, распространять образование в народе.
Желая помочь бывшему товарищу по школе, Лихачев надоумил Ковалевского строить доходные дома в кредит. Софья Васильевна точно высчитала, в какой геометрической прогрессии возрастут те гроши, с которыми ее предприимчивый
Владимир Онуфриевич, сначала думавший только о том, как бы развязаться с долгами и заняться научными исследованиями, поддался всеобщему увлечению спекуляциями и стал строителем. Горячка захватила и других членов семьи, которых Ковалевские убедили вложить деньги в строительство. Когда же старший Ковалевский, посылая младшему брату свои скромные сбережения, робко напоминал ему об осторожности, о невозможности совмещать палеонтологические исследования и профессуру с кредитными операциями и постройкою доходных домов с банями, Владимир Онуфриевич признавался в письмах: «Это поразительно, до чего эта зима в Петербурге со старыми делами, выездами и т. п. выбила из головы всякую здоровую научную мысль, и на меня находит хронически то же милое расположение духа, как бывало в 1868 году, до моей поездки (т. е. мрачное отчаяние и т. п.). Эти дела и вообще хлопоты по дому и домашние заботы — просто язва для всякого научного дела».
Потом появилась новая помеха занятиям: внезапная смерть В. В. Корвин-Круковского, в конце сентября 1875 года. Устраивать наследственные дела всех членов семьи пришлось В. О. Ковалевскому, который писал брату: «Я боюсь, чтобы эти хлопоты не отвлекли меня от дела, уже и теперь голова наполнена разными посторонними вещами, но нельзя же при таких переворотах в семье оставаться в стороне и сидеть за костями».
В. О. Ковалевский сознавал, что хорошие научные работы возможны только при вполне чистом и спокойном мозге, которому достижения научной истины кажутся самою насущною и высшею целью, но продолжал заниматься спекуляциями.
По возвращении из-за границы в Петербург, С. В. Ковалевская встречалась с Ф. М. Достоевским, который рассказывал ей о своих литературных замыслах и делился с нею впечатлениями о произведениях других писателей. Несомненно под влиянием этих бесед зародилось у Ковалевской влечение к писательству. Тогда же у нее уточнилось и прочно осело в памяти многое из того, что впоследствии вошло в главу о Достоевском в «Воспоминаниях детства». Во всяком случае литературная деятельность С. В. Ковалевской началась в середине 70-х годов в газете. Эта деятельность Софьи Васильевны также связана с одной из прискорбных страниц в биографии ее мужа.
В. И. Лихачев был очень богат и захотел иметь собственную газету, где он мог бы свободно печатать свои публицистические статьи. В числе друзей Лихачева из либерально-радикальных писательских кругов был талантливый журналист А. С. Суворин, которого правительство преследовало за его едкие и остроумные обличительные очерки в газетах и журналах. По приговору суда была даже сожжена книга Суворина, составленная из этих очерков. Затем он вынужден был уйти из газеты «Петербургские ведомости», где печатал их за подписью «Незнакомец». Лихачев и Суворин приобрели за гроши, на средства первого, захудалую газетку «Новое время». При содействии группы лучших писателей из радикального лагеря и либеральных общественных деятелей, они преобразовали ее в радикальный орган, успешно боровшийся с наиболее распространенной либеральной газетой «Голос», не брезгавшей подачками правительства.
В «Новом времени» печатались Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков-Щедрин, И. С. Тургенев, видный юрист и общественный деятель К. К. Арсеньев, общественный деятель и профессор-гигиенист Ф. Ф. Эрисман, радикальный журналист С. С. Шашков, талантливый; радикальный в то время, журналист В. П. Буренин, историк литературы из радикального лагеря С. А. Венгеров и многие другие.
Надо было освободить Суворина от мелкой, но очень важной в газетном деле, организаторской работы. Надо было иметь свою типографию. Надо было вообще иметь в газете «своего» человека — энтузиаста, хлопотуна, волнующегося каждой мелочью, который при нужде может и редактора заменить, и статью напишет в последний момент на какую угодно тему, и днем будет занят газетой, и ночью уйдет последним из типографии, и связи имеет разносторонние. Главное, что было нужно богатому, но расчетливому Лихачеву и бедному Суворину, — получить все это без больших затрат. Лучшего не мог Лихачев придумать, как втянуть в «Новое время» В. О. Ковалевского.
Неукротимая энергия, опытность в типографско-издательском деле, разносторонняя образованность, богатое политическое прошлое — от подпольных и радикальных кружков, через лондонские и континентальные европейские эмигрантские колонии к гарибальдийскому отряду, огромная работоспособность и свойство с энтузиазмом отдаваться каждому очередному увлечению, — делали Владимира Онуфриевича незаменимым, для новой газеты. В журналистских кругах были еще памятны его яркие и сжатые корреспонденции в «Петербургские ведомости» о походе Гарибальди 1866 года, знали о популяризаторских способностях Ковалевского и его умении без запинки диктовать переводы со всех европейских языков стенографу, который едва поспевал за ним. И Софья Васильевна могла пригодиться в новой газете с ее знанием языков и театра, с ее стремлением к писательству. К тому же у Ковалевского висит на шее тяжелым грузом еще с 60-х годов типография, которую можно приспособить для газеты, освободив его от тяжелых платежей по векселям. Все это учел Лихачев.
Ковалевские решили, что им представляется отличный случай «сделать себе положение», тем более, что Владимиру Онуфриевичу предлагают в газете хороший при их безденежьи оклад. Владимиру Онуфриевичу же все равно, ради чего «временно» оставить науку, тем более, что близость с Лихачевым имеет значение и для успеха строительных спекуляций. Так издатели «Нового времени» приобрели для газеты двух ценных работников.
В. О. Ковалевский завертелся в новом вихре: устраивал для газеты типографию, работал в качестве фактического редактора, был ночным выпускающим, писал безыменные передовые статьи, репортерскую хронику, научно-популярные фельетоны за своей подписью. Когда возникла война 1877 года и Суворин на несколько недель поехал в Европу и на Балканы, Владимир Онуфриевич совсем оставил свои личные дела, один вел все огромное газетное хозяйство. Софья Васильевна писала для «Нового времени» большие научные обзоры и небольшие театральные рецензии. Суворин публично благодарил Ковалевского за помощь: по возвращении в Петербург он напечатал в газете письмо в редакцию о заслугах В. О. Ковалевского перед «Новым временем».
Ковалевский отдался «Новому времени» целиком. Он жил интересами газеты. Суворин и Лихачев умело поддерживали его энтузиазм, дали Владимиру Онуфриевичу пай в газете — очень скромный, связывавший Ковалевского, но не предоставлявший ему решающего голоса. Для Ковалевского даже сняли отдельную комнату в центре города, близ помещения редакции.
Софья Васильевна зажила широко и весело. Близко наблюдавшая в это время ее жизнь Е. Ф. Литвинова пишет: «По возвращении в Петербург, я снова сблизилась с Ковалевскими и нашла большую перемену в Софье Васильевне. Я увидела ее вполне светской женщиной, уверенной в себе и вкусившей все особенности петербургской жизни. Под влиянием совершенно новых внешних условий, выступили иные и не лучшие черты ее сложной природы, но, разумеется, сознание святости своего призвания, которое преобладало прежде, просыпалось по временам и в Петербурге; в такие минуты она опять становилась трогательной и кроткой. «Я — химические весы, — говорила она, — и могу действовать только под стеклянным колпаком; в России я не в силах заниматься наукой; здесь не та атмосфера».