Ковчег Марка
Шрифт:
Он сбоку посмотрел на неё.
– Ещё как, – сказал он. – Ещё как важно. Верность – редкая штука, Алчёнка. Особый дар.
Дурацкое имя – Алчёнка. Как Алёнка, только еще хуже. Аллу Ивановну никогда так не называли. Она хотела было сказать, чтобы и он не называл, но промолчала.
– Пойдём уже, ты замерзла совсем.
– Что ты искал у ребят в рюкзаках?
– Доказательства! – объявил он и поднялся. – Доказательства своих теорий.
– Нашел?
– Одно нашел.
– У меня тоже есть теории, – пробормотала Ал-ла. –
– Нашла свои доказательства-то?
– Я еще пока не искала, Паша.
– Может, ты мне расскажешь? Будем вместе искать!
– Я уже предлагала вместе, а ты сказал, что я отдельно. И что я тебе всё время вру.
Он помолчал, стоя над ней, а потом предложил:
– Расскажешь? Или опять врёшь?
Алла подумала и сначала кивнула, а потом отрицательно покачала головой.
Он помог ей подняться и повел к своему дому. Оказывается, она замерзла так, что ноги не держали, заплетались и не шли.
– Когда свет дадут, повеселее будет, – сказал Павел, поддерживая её на дорожке. – Сейчас мы освещение не включаем, топливо экономим.
– А откуда у вас электричество? Линию специально тянули?
– Ты что! Кто это ради нас станет через горы линию тянуть? Тут оно и до нас было, на Галыгино от Тугарина идёт. Мы разрешение получали, чтоб подключиться, вот это был цирк!.. Полгода, а может, и больше мурыжили нас, хотя Игорёк помогал, покойный.
– Павел, ты знаешь, кто его убил?
– Догадываюсь, – нехотя ответил Кузьмич. – Я, честно сказать, сразу догадался, но что толку? Доказательств никаких, да и остальных исключить бы неплохо, но я пока не знаю, как. Уж больно много ерунды вы с собой принесли!
– Это какой же ерунды? – В тёплых сенях Алла никак не могла заставить себя снять пуховик – так ей было холодно. Павел подошел и расстегнул на ней куртку.
– Ты возле печки постой, теплая она, а я в большой дом сбегаю. Сейчас вернусь.
– Павел, захвати мне тёплые носки! Попроси Зою Петровну, она даст. У меня ноги замерзли.
– Что? – спросил он уже из-за двери. – А, носки у меня есть!
Она только и успела подойти к голландке, приложить ладони к тёплому боку, а он уже вернулся.
Они все на кордоне «полста-три» двигались очень быстро, хотя никогда не спешили, да и спешить им особенно некуда. Они быстро двигались, мало говорили, делали очень много разных дел и, кажется, всё успевали. Как это у них получается? Может, оттого, что в их жизни есть… смысл?.. Тот самый, о котором мечтала Женька?
– Ты представляешь, в группе Женьку весь поход называли Жужей, – сообщила Алла, пока он возился в сенях. – Что ты принес?..
Он вошел в комнату, где было не слишком уютно и стояли кресла с дурацкими деревянными подлокотниками, зато в чугунном зеве печки еще тлели дрова. Вошел и посмотрел на Аллу как-то странно, как будто не ожидал её здесь увидеть.
…Он всё время… смотрит. Словно давно уже принял решение.
…Ничего оно не может изменить. Жизнь сложилась так, как сложилась, и уже навсегда. Ничего не изменится. Не нужно на меня так смотреть.
Павел аккуратно поставил на подлокотник две бутылки, побольше и поменьше, и выпростал из кармана брезентовых брюк апельсин.
– Я решил, что утащить у них бадью можно, но нечестно. Давай ты еще сваришь!.. Глинтвейн – самый биатлонный напиток. Вот тут какие-то специи, Зоя Петровна приложила.
– Сварю, – согласилась Алла, помедлив.
… Нет, нет, не на что надеяться и нечего думать!.. Ничего не изменится, даже если вместо красного вина она сварит в кастрюльке волшебный эликсир. Не бывает никаких волшебных эликсиров!..
– Я тебе сейчас огонь зажгу.
Он растопил плиту, которая была примерно впятеро меньше, чем у Зои Петровны, и снял с крюка начищенную медную кастрюлю.
– По весне в ручье белым песком чистим, – похвастался он, подбросил кастрюлю и ловко поймал. Медь жарко сверкнула в свете единственной лампочки. – Лучше всяких моющих средств.
Алла отстраненно подумала, что он почему-то волнуется и не знает, как это скрыть. Подбрасывает кастрюлю.
…Не нужно волноваться. Ничего не будет. Ничего не изменится.
Она помешивала греющееся вино, а он стоял, прислонившись к плите и скрестив ноги.
– С чего начинать? – спросила она в конце концов. – Что ты хочешь обо мне узнать?
– Всё, – тут же отозвался он. – Но для начала расскажи про поход. Кто вы такие и зачем пошли на Приполярный Урал.
– Я сопровождаю мальчика Володю. У него идефикс, он самоутверждается. И мы с Сергеем Васильевичем его подстраховываем.
– А мальчик Володя об этом знает? Что вы его страхуете?
Алла отрицательно покачала головой.
– Нет, конечно. Если он узнает, у нас будут большие проблемы. Да у нас уже большие проблемы, Павел!
– Что-то ничего я не понял.
– Я директор завода, – объявила Алла, вынула из будущего глинтвейна деревянную ложку и понюхала. Пахло хорошо. – Сергей Васильевич начальник службы безопасности.
– Какого… завода? Ал, ты что, с ума сошла?!
– У нас большое стекольное производство. В Подмосковье, в Бронницах. Мы делаем техническое стекло. Ну, то есть делали.
– Так, – сказал Павел и потряс бритой башкой. – Вы с Сергеем Васильевичем делали техническое стекло. Первый вопрос: сейчас уже не делаете, что ли? И второй вопрос: при чем тут мальчик Володя?
– Нас уволили, – сообщила Алла. – Завод отобрали. Так бывает, это называется недобросовестная конкуренция или рейдерский захват. Слышал о таких штуках?
Он пожал плечами. Она разговаривала с ним, как с малограмотным, и он не понимал, в чем тут дело.
– Володя – это наше последнее задание, так сказать. От нового начальства.