Ковчег огня
Шрифт:
Выхватив у него фонарик, Эди направила луч света в расселину, желая убедиться во всем сама.
— Но… не понимаю… почему на Ковчеге Завета египетские иероглифы?
— Потому что это не Ковчег Завета, а обычный египетский священный ларец.
— Египетский ларец, — тупо повторила Эди. — Но… ты абсолютно убежден? А как же два ангела наверху?
— Полагаю, это Изида и ее сестра Нефтида. Если ты помнишь, именно древние египтяне впервые изготовили священный сундук, известный как ларец. Далее, я считаю, что египетский ларец стал прототипом, на основе которого Моисей создал свой знаменитый Ковчег. — Кэдмон забрал фонарик
По щекам Эди хлынули безмолвные слезы, за которыми последовал внезапный взрыв громового хохота.
— Гром и молния! — воскликнула она.
Услышав из ее уст свою любимую фразу, Кэдмон улыбнулся:
— Иди ко мне, любимая.
Глава 95
Выйдя на балкон гостиничного номера, Эди запахнула полы махрового халата и затянула пояс, в воздухе чувствовалась сырая, но бодрящая прохлада. Над головой еще виднелись кое-где звезды, мерцающие точки света, беспорядочно разбросанные по предрассветному небу. Обратив взор вверх, она вздохнула, как всегда, поражаясь этому чарующему мгновению, предвещающему наступление нового дня.
— Очаровательно, не так ли? — сказал Кэдмон, присоединяясь к ней и протягивая чашку. Только что из душа, он был облачен в такой же белый махровый халат.
Уловив аромат бергамота, Эди улыбнулась:
— Чай «Эрл грей» сейчас как нельзя кстати. И да, ты прав, здесь очаровательно, — согласилась она, усаживаясь за маленький столик в углу балкона.
Настолько очаровательно, что ей не хотелось никуда отсюда уезжать. По крайней мере, пока. После кровавой минувшей ночи Эди требовалось немного отдохнуть. Освободиться от стресса, сбросить обувь, валяться в кровати до полудня, не отвечать на телефонные звонки. Однако она не знала, присоединится ли к ней в этом Кэдмон. Помимо краткой дискуссии относительно того, когда открывается буфет, они ни словом не обмолвились о будущем.
Кэдмон подсел за столик. Внезапно занервничав, Эди уставилась на горизонт, тронутый нежно-розовым сиянием, похожим на внутренность ракушки. На пристани уже деловито сновали рыбаки, забрасывая снасти на свои причудливо разрисованные лодки.
— Когда я была маленькой, я думала, что звезды прячутся, когда солнце восходит. Конечно, став старше и мудрее… ну, вообще-то, я точно не знаю, что происходит со звездами днем. Одним словом, я забыла, к чему все это начала, — сказала Эди, отмахиваясь от глупой мысли, запоздало ловя себя на том, что говорит что-то бессвязное.
— Когда я был мальчишкой, я гадал, из какой алхимической смеси состоит радуга, — заметил Кэдмон, и его британский акцент прозвучал как никогда отчетливо.
У Эди мелькнула мысль, что он тоже волнуется.
— Тайны вселенной. Похоже, мы интересовались ими с раннего детства.
— Кстати, я отправил сообщение по электронной почте своему бывшему начальнику группы в МИ-5, — сменил тему Кэдмон. — Сказал, что до меня дошли слухи о заговоре с целью разрушить Купол скалы в ближайший мусульманский праздник. Трент — отличный парень. Он позаботится о том, чтобы «Моссад» и израильский министр общественной безопасности были в курсе.
— Неужели ты думаешь, что…
— Нет, нет, — поспешно заверил ее Кэдмон. — Я просто ставлю точки над i, как говорится. Вероятность того, что у Макфарлейна
Эди рассеянно провела пальцем по изящной ручке чашки, не решаясь перейти к следующей теме.
— Ты ничего не сказал, но… я вижу, ты разочарован тем, что это оказался вовсе не Ковчег Завета.
Кэдмон долго молча смотрел на пробуждающуюся бухту. Эди не могла проникнуть в его мысли. И в его настроение: по наморщенному лбу она заключила, что он пытается найти выход из какой-то запутанной ситуации.
Наконец, глубоко вздохнув, словно говоря, что он принял решение, Кэдмон перевел взгляд на нее:
— Ты ошибочно полагаешь, что я больше не мечтаю о том, чтобы найти Ковчег.
— Но я просто подумала, что… — Эди молча уставилась на него, не в силах подобрать нужные слова.
— Он где-то здесь. Я в этом уверен. И по-прежнему ждет, когда его найдут. По прежнему хочет стать священным свидетелем вечной истины, выходящей за рамки понимания простого смертного.
— «Века переживешь ты неспроста, когда мы сгинем в будущем, как дым», [68] — процитировала Эди.
68
Перевод В. Микушевича.
Улыбнувшись, Кэдмон отпил глоток чая и сказал:
— Откуда тебе известно, что Китс — мой любимый поэт?
— Я этого не знала, — пожала плечами Эди. — Просто эти слова мне показались… — она снова она пожала плечами, — …к месту. Одним словом, господи… Ты, наверное, считаешь, что я двух слов не могу связать, правда?
Ей неудержимо захотелось осушить залпом маленькую бутылочку виски из мини-бара.
— Рыцари-тамплиеры считали, что последним пристанищем Ковчега Завета стала Эфиопия, куда священную реликвию перевез из Иерусалима Менелик.
— Менелик?
— Да, незаконнорожденный сын Соломона и царицы Савской. В «Парцифале» Вольфрама [69] этому посвящено несколько мест. Красивая легенда, ты не находишь?
— Насколько я понимаю, эфиопские плоскогорья очень живописны. — Эди подумала, следует ли ей пожелать Кэдмону удачи сейчас или лучше дождаться, когда он сядет в такси, которое отвезет его в аэропорт. — И, разумеется, это будет увлекательный сюжет. Ну, для твоей следующей книги.
69
Вольфрам фон Эшенбах — один из крупнейших немецких эпических поэтов Средневековья, автор романа «Парцифаль», самого известного средневекового романа на немецком языке.
— Ты прочитала мои мысли. Хотя… — У него задрожал уголок рта, определенно, его что-то развеселило. — Мне понадобится фотограф. Ты случайно не знаешь, кого может заинтересовать такое предложение?
— Ну, раз уж об этом зашла речь, у меня как раз есть один свободный фотограф. Эти отношения будут чисто профессиональными, или… — Эди выразительно забросила ногу на ногу, открывая обнаженное бедро.
Кэдмон бесстыдно уставился на нее, доказывая то, что Эди и так уже знала: под внешним британским лоском скрывается страстный человек.