Ковчег. Исчезновения — 1.
Шрифт:
— Все в порядке, — проговорил Еремеев, хотя еще оставалась проблема с ориентацией: приходилось заново усваивать, что естественное положение неба — это когда оно над головой.
Наконец он все-таки поднялся. Бритоголовые смотрели на него печально.
Нина сказала:
— Пойдемте, Дмитрий Вадимович, у нас не так много времени.
— Э, стой, а мы?!.. — отчаянно воскликнул сверху бритоголовый.
— Ну ты, умная, кончай дурить, давай снимай! — подхватил другой.
— Виновата, господа, — издевательски ответила Нина, — но право же, у меня сейчас много других дел. Думаю, найдется кому
— Да ты что, смурная?!..
— Помрем же!.. — взмолились подвешенные.
Нина была непреклонна.
— Вы преувеличиваете, господа, — невозмутимо отозвалась она. — Исторические примеры показывают, что в таком положении человек остается живым сутки и даже более, вас же, я уверена, снимут гораздо раньше. А принятие такого положения на непродолжительное время даже дает полезный терапевтический результат — улучшает кровоснабжение и способствует работе головного мозга, что для вас, право, не лишнее. Попытайтесь чем-нибудь занять свой разум. Удачи вам, господа. — И добавила: — Пойдемте, не будем им мешать.
И они с Еремеевым двинулись по лесной тропинке, слыша, как в спину им летят злобные матюги.
V
Картошкин из Архаровки. Прикосновение к "Ковчегу". Снова Небрат
…Войди на корабль,
засмоли его двери…
По дороге через лес Нина сняла свой плащ, вывернула его наизнанку и снова надела. С изнаночной стороны плащ оказался черным. Затем она достала из корзинки черный кушак и большой крест на цепи. Подпоясавшись и повесив на шею этот крест, она обрела обличие молодого монашка.
— Чтобы они след не взяли, — пояснила она. — Тут неподалеку открыли мужской монастырь, монахи часто ездят на здешних автобусах. А это вам, держите. — Из той же корзинки она достала черные очки и несколько трубочек, из которых тут же составила белую трость. — Вам придется изображать слепого.
Еремеев не понял:
— Зачем это?
— Затем, — сказала она, — что в десяти километрах отсюда дом инвалидов, и там живет много слепых.
— Ну и что? — удивился Еремеев.
— Понимаете, — объяснила Нина, — этот Небрат хороший сыскарь…
— Вообще-то он школьный учитель, Сидорихин его фамилия, — вставил Еремеев.
Нина кивнула:
— Знаю. Но по призванию он подлинный сыщик, в этом все дело… Ладно, пока вы все равно не поймете… Так вот, как и положено сыщику, он наверняка будет интересоваться по всей округе, не видал ли кто подростка или девушку со взрослым мужчиной. А если ему скажут про какого-то монашка и слепца, которые разъехались в разных направлениях, причем монашек в сторону монастыря, а слепой в сторону дома инвалидов, это, надеюсь, на первых порах собьет его со следа. Вы сейчас поймаете машину и доедете до деревни Курякино, а я сяду в автобус и поеду в противоположном направлении. Через остановку сойду и другим автобусом тоже доберусь до Курякина, вы там будете меня ждать. Запомнили — вам нужно в Курякино.
— Запомнил, — кивнул Еремеев и, ощупывая дорогу тросточкой, первым вышел на проселок.
Почти сразу ему удалось остановить грузовик, следовавший как раз через Курякино.
— Никак, в Афгане зрение потерял? — по дороге спросил его водитель.
Сам не зная зачем, Еремеев подтвердил:
— Угу, там…
Водитель воскликнул:
— Так мы ж с тобой, можно сказать, братаны! Сам полтора года был там под пулями! Сто восьмая десантная бригада, слыхал про такую?
Черт его дернул врать, Еремеева! Теперь уж пришлось подтверждать, что и про эту сто восьмую наслышан.
— Во! — еще больше обрадовался водитель. — Все, кто через Афган прошел, нашу сто восьмую знают! Сам-то в какой части служил?
Не зная номеров тамошних частей, Еремеев неопределенно ответил:
— В химзащите.
— Я ж тебя там, в Афгане, наверно, видел, лицо у тебя, кажись, знакомое… А ослеп — это газами небось траванули?
— Газами, — сказал Еремеев почти что правду.
Шофер вздохнул:
— Чего только не напридумали на нашу голову!.. — и затем вдруг произнес несколько слов на непонятном языке, причем, судя по интонации, это явно был какой-то вопрос, обращенный к нему, к Еремееву.
— Что-что?.. — спросил он. — Это ты на каком?
— Проехали, — отозвался шофер. — Не понял — и ладушки. Стало быть ты не из системы.
— Ты о чем?
— Говорю ж — проехали, — отмахнулся тот. — Сейчас будет твое Курякино через пять минут, а ты вот что, братан… Потом как-нибудь подъезжай к нам в Архаровку, это от Курякина всего три версты. Посидим, повспоминаем, ребят помянем. Меня Валерой зовут, Валера Картошкин, в Архаровке спросишь — любой покажет, где я живу. А кто-нибудь забижать станет — тоже подъезжай. Мы всех крышуем таких, как ты, судьбой обиженных, хоть бы они даже и не из системы. Нас там четверо из Афгана, в Архаровке, и все из десантной сто восьмой. Никому спуску не даем, хоть в соседних деревнях, а хоть бы даже и в самой Москве. Всех во как держим! В округе нас все так и зовут — архаровцы.
Такой земной надежностью вдруг повеяло от этого Валеры, что Еремеев подумал — а не махнуть ли ему вправду прямо сейчас туда, в Архаровку? Уже три дня он обретался среди какой-то нежити, взявшей его в оборот, и только сейчас ощутил, что на свете есть кто-то, у кого хватит сил надежно его защитить. Эх, если бы час назад нагрянул к Небрату этот самый Валера Картошкин со своими архаровцами!
Машина остановилась.
— Вот и Курякино твое, приехали, — сказал Картошкин. — Так что, братан, заглянешь как-нибудь к нам в Архаровку? Глядишь, и к системе тебя приспособим.
Спрашивать про эту загадочную "систему" Еремеев больше не стал.
— Как-нибудь загляну, — пообещал он, выходя из машины.
— Загляни, братан, ей-Богу, не пожалеешь! — перед тем как отчалить, бросил ему на прощание Валера Картошкин, хороший человек.
В ожидании Нины Еремееву пришлось довольно долго маяться на автобусной остановке под жалостливыми взглядами двух курякинских старушек. Они вполголоса переговаривались между собой, но все было хорошо слышно:
— Несчастье-то какое! А держит себя — одетый, смотри, прилично, — сказала одна.