Ковчег
Шрифт:
– Ты же могла отстать!
– А вот и не отстала!
Девочки очень походили друг на друга. Обе худенькие, обе с тонкими косичками, обе остроносые, обе в одинаковых ситцевых сарафанах. За эти сизые сарафаны уличные мальчишки их дразнили инкубаторскими или детдомовскими, но они не обижались, поскольку на самом деле жили в настоящем детском доме и, совершенно не смущаясь, называли себя детдомовками.
– А Гитлер какой? – спросила Маша, уютно укладываясь рядом с Маней.
– Гадкий, худой, противный… Волосы у него немытые всегда… –
– Нет.
– Кулема.
– Сама ты кулема.
– Орет как дурак. И усы у него квадратные.
– Сволочь какая…
– Гадина, да…
– Ты вот зачем арбуз притарабанила? Скиснет на солнце-то…
– Ничо не скиснет. Слупасим, как миленькие.
– Уссымся же! Савич говорила, станций не будет до ночи. – Ничо не уссымся. Чо ты? Остановимся еще сто раз.
Обеда же тоже не будет, вагон со столовкой бомбанули вчера. А мы им и наобедаемся.
– Вагоном? – рассмеялась Маша.
– Арбузом.
– Фу, он же теплый будет.
– Вагон? – теперь уже смеялась Маня.
– Арбуз!
– Он и был теплый. Они всегда теплыми растут. Их уже потом, когда сорвут, на леднике охлаждают, чтобы жажду людям утоляли.
Слишком жарким получился конец лета в сорок первом году, они ехали уже почти неделю, а дождика так и не было ни одного. В некоторых водокачках на станциях даже вся вода высохла. Зато урожайным выдался тот год: арбузы, дыни, виноград, помидоры, яблоки, другие овощи и фрукты девчонки видели каждый день.
– Ух! Гляди! Лен цветет!
– И чо?
– Красиво.
До самого горизонта, встык безоблачному синему небу, со всех сторон плескалось огромное море светло-синих цветов.
– Да… Лен-конопель… Синее такое все. А это разве лен? Я думала, он коричневый, – задумчиво спросила Маня.
– Дурочка. Он потом коричневый, когда из него веревки делают и тряпки. А когда цветет – он синий-синий очень, как незабудки. Видишь?
– Дай шаркунок!
– Не-а… – Маша крепко сцепила кулачком ворот сарафана, под которым на суровой, видимо пеньковой, нитке болтался невзрачный берестяной шаркунок, будто подружка собиралась отнять его силой.
– Ну дай… Я же отдам потом…
– Ты мне тогда два дня не отдавала. От самого Николаева… И в тупике когда стояли… Не дам, не проси.
– Жадина-говядина, пустая шоколадина!
– Ну и пусть! Зато у меня мой шаркуночек есть!
– Жмотина!
– Ну и пусть! Ты же тогда как-то не так обзывалась?
– Буржуйка?
– Нет.
– Жадница?
– Да! – смеялась Маша. – Жадница… Получается: и жадная, и задница…
– Не дашь – я с тобой вообще разговаривать не буду до вечера. Дай!
– Маня, не попрошайничай, пожалуйста. Он же мой. Он же только у меня должен быть. Я же его нашла.
– Я его нашла! Я первая увидела.
– А подняла его я! Значит – мой!
– И мой! Я же не насовсем, на денек только. Желание
– Пионерка, а в сказки веришь. Не дам.
– Всем расскажу, что ты хоть тоже пионерка, а сама у боженьки просишь!
– Не прошу, а загадываю! Не у боженьки, а у шаркунка!
– А он взаправду желания исполняет?..
– Смотри, уж сколько едем, а лен все не кончается. Синий-синий, как море.
– Ага… Синий-синий, как небо… Красиво… Хорошо… Не жарко…
– А вон там журавли летят, смотри!
– Да, опять снова летят. Какие-то они маленькие. Может быть, это утки?
– Нет, журавли!
– Утки!
– Журавли. Только они далеко.
Девочки надолго замолчали. Просто ехали, слушали ритмичные колесные стуки и гудки паровоза, таращились на поля, редкие перелески и высокое синее небо.
– Да… – напевно выговорила Маня. – А наши парни, дураки, все на фронт убежали.
– Как это?
– Так это! Еще утром на станции. Спать надо меньше. Савич как сирена орала, а чо орать-то? Все! Тю-тю! Догонять их не стали. Телеграммы на прошлые станции пульнули с приметами по списку, и все. Вояки! Твой Пашечка их подзудил, наверное. Вертля! Сели на встречный товарняк и укатили. Даже все средние отряды тоже. Пашка их подговорил. Блоха на гребешке! Теперь у нас из-за него целый эшелон малышни и баб. Приедем на Урал, нам скажут: «Давайте делайте гранаты», а мы скажем: «Мы не можем, у нас парни на фронте, а малышня обсерлась».
Маша поднялась, одернулась и села на коленки.
– А… как же?..
– Так же!
– И Паша убежал?
– Тетеря сонная. Я думала, ты знаешь…
– Мы же звезду смотреть хотели ночью.
– Теперь вдвоем посмотрим. Что ее смотреть? Она уже три дня за нами едет.
– Мы же загадали, если она отстанет, значит, мы уже приехали в новую жизнь.
– Так это же Полярная звезда. Не знаешь ничего по географии! На Украине ее не было. А тут она везде висит. Вот ночью поглядишь, она опять поедет рядом с нами. Понимаешь? Мы, получается, уже приехали! А он давным-давно в другую сторону поехал. Назад, где нет звезды… Обратно…
Маша плюхнулась на сено и прошептала сквозь слезы:
– Его убьют!
– Маш, ты чо, влюбилась, – приподнялась над нею Маня, – ты влюбилась, бедная? Да ты не волнуйся, может, он героем станет. Война-то скоро кончится. А он поймает Гитлера. А мы ему гранат наделаем на «Уралмаше». Мы же без парней гранаты сможем делать? Правда? Да?
– Убьют его! Убьют…
– Маша, что ты говоришь? Кому он нужен, твой этот Пашка-вошка? Из-за него, что ли, немцы на нас войной напали? А на фронте кормят хорошо, каждому дают две банки тушенки в день! Сколько можно порчеными помидорами, грушами и арбузами пробавляться по овощным вагонам? Хоть мяса парень поест досыта. Еще и Гитлера убьет. К Новому году приедет в орденах и медалях. Не реви ты, глупая! Все же хорошо! Наше дело правое, победа будет за нами!