Ковер царя Соломона
Шрифт:
– Будет Дафна, конечно, как обычно, – сказала она. – И Питер тоже попытается выкроить время и забежать на обед.
Тина упорно молчала. Она сосредоточенно сдирала с ногтей старый лак, поддевая его ногтем большого пальца, а потом кидала красные чешуйки в чашку с кофейной гущей. Миссис Дарн делала вид, что ничего особенного не происходит, стараясь не смотреть прямо на дочь, но и не отворачиваться от нее. Однако ей все же не удавалось вполне отстраниться от этого малопривлекательного зрелища, и поэтому она сказала себе, что это совершенно нормально, что здесь ничего противного и тем более непристойного. Тысячи молодых женщин делают так, а она – просто капризная старая перечница, если раздувает трагедию из такого пустяка. Пожилая дама глубоко вздохнула и продолжила:
– Я сейчас подумала, не
– О чем? – поинтересовалась ее собеседница.
Да уж, не в обычаях Тины было сглаживать ситуацию! Она и не замечает, что кому-то нелегко. Для нее самой всегда все просто.
– Не придет ли он на Рождество, – вздохнула миссис Дарн.
– И в чем проблема?
– Как ты думаешь, он согласится?
– Понятия не имею. Спроси лучше у него.
Сесилия решила не усугублять ситуацию. Она собиралась встретиться с Дафной в торговом центре на Брент-кросс и закупить там все к Рождеству. Отправилась женщина на автобусе. На Брент-кросс была станция Северной линии, но для того, чтобы попасть туда из Западного Хэмпстеда, ей пришлось бы на «Бейкер-стрит» пересесть на Кольцевую, выйти на «Кингс-кросс» и пересесть на Северную (ветка Эджвейр), и только потом, проехав восемь станций, она бы попала на Брент-кросс. И все это при том, что от Западного Хэмпстеда туда было всего-то около двух миль! В юности Джарвис начертил план ветки между «Голдерс-Грин» и «Вест-Энд-лейн», но это было только мечтой, сном, который он, кстати, видел сейчас, лежа в кровати в гостинице Днепропетровска. Он часто видел во сне несуществующие, воображаемые линии подземок и даже целые системы метрополитенов.
Аксель Джонас уже два дня прожил в «Школе», когда Алиса наконец это заметила.
Она ничего не рассказала Тому о его намечающемся прибытии. Она никому об этом не сказала. Как только Том вышел, чтобы купить еды, Алиса заглянула в комнаты, которые снял новый жилец. Его не было ни в одной, ни в другой. Окна везде были закрыты темно-зелеными шторами, висевшими по всей «Школе». В «пятом классе» стояли стол и деревянный стул, а в кабинете рисования до сих пор сохранились мольберты и длинный стол с расставленными вокруг него стульями. На стенах были развешаны картины в рамах. Алиса узнала несколько репродукций, хотя познания в живописи у нее были весьма смутными: рыжеволосая девочка в белом платье и с ангелом, держащем лилию, портрет бледной молодой длинношеей женщины, церковь с невероятно высоким шпилем и деревьями вокруг…
Из окон пятого класса можно было видеть сад, фабричные здания, расположенные за железнодорожными путями, серебристые поезда, исчерченные граффити – в общем, все то же самое, что и из окон ее комнаты. Кабинет рисования смотрел на улицу, где выстроились в ряд безлистые уже платаны и дома, в окнах которых висели бумажные гирлянды, и разложен был ватный «снег». Снаружи было сухо и морозно, холодный ветерок гнал вдоль водосточной канавы мусор и опавшие листья.
Алиса ждала телефонного звонка. Уже две недели она не разговаривала с Акселем. Каждый раз, когда звонил телефон, она думала, что это он, и спешила схватить трубку прежде Тома. Но это были то Дэниэл Корн, то мать Тины, то Питер. Тина снимала трубку, только если в доме никого больше не было. Она была убеждена, что, если кто-то желает с ней поговорить, ее обязательно позовут, а если никто не ответит, то желающий может перезвонить потом. А вот Мюррей всегда поднимал трубку. Ему частенько звонили по поводу его так называемой «работы». Алиса с неудовольствием отметила, что флейтист начинает вести себя как менеджер, считая свою игру в подземке важным и прибыльным бизнесом.
– Джей знаком с прекрасным гитаристом и уверен, что сумеет убедить его присоединиться к нам, – сказал он ей как-то вечером, за два дня до Рождества. – Если удастся его привлечь, это будет ценным приобретением.
Алиса приподняла брови.
– Мне нужно серьезно поработать над тем, как победить в конкурентной борьбе, – добавил ее друг. – У этих примитивных, с точки зрения музыки, рок-групп обычно прекрасное оборудование. В настоящий момент нам просто нечего им противопоставить.
Они находились в бывшем кабинете директора. Том сидел, уперев локти в стол и положив подбородок
– Чья музыка лучше – вопроса нет, – добавил молодой человек. – Люди хотят нашу музыку, она им нравится, ты и сама это знаешь. Глупо и ошибочно полагать, что народу неинтересно настоящее искусство, хорошая музыка. Нет, очень даже интересно. Но что делать, если профессиональную музыку заглушает сотня децибел саксофона? Сразу после Рождества я займусь проблемой усиления нашего звука.
Алиса напомнила ему, что в доме нечего есть и надо пойти за покупками.
– Ну, можно сходить в китайский ресторанчик, – равнодушно ответил флейтист.
Таким тоном мог бы говорить успешный бизнесмен, сделавший блестящую карьеру и зарабатывающий уйму денег. Подруга не стала напоминать ему, что она получает восемьсот фунтов в месяц, а Том – дай бог, если восемьдесят. Полученные им конверты с анкетами, которые он должен был заполнить и отослать в консерватории, так и валялись нераспечатанными.
– Между прочим, – продолжил Мюррей, – я намереваюсь попросить свою бабушку ссудить меня деньгами для покупки необходимого нам оборудования.
Они вышли из комнаты на галерею, которой заканчивалась лестница. Для такой теплой зимы это был довольно холодный день. Том был одним из тех, кто никогда не одевается по погоде, обходясь неизменным пиджаком. Зимой он всего лишь поднимал воротник. Алиса надела зимнее пальто, весьма довольная тем, что предусмотрительно захватила его с собой из дома. Еще на ней были джинсы, ботинки, вязаная шапочка и перчатки. На плечи она накинула красно-голубую шаль, которую купила из чистого сумасбродства. Ее блестящие каштановые кудри рассыпались поверх шали, образуя еще один покров вроде пелерины или фаты.
Ее спутник принялся разглагольствовать о том, что он довольно неостроумно называл запасной тетивой в своем луке. Он разузнал, что в Кембридже читают курс по изготовлению скрипок. Якобы это будет прибыльным делом, а кроме того, послужит ему своеобразной терапией. Том предлагал скрипачке представить, какой мир, безмятежность и удовлетворение от неторопливой тонкой работы снизойдут на него, когда он займется таким замечательно полезным ремеслом.
Алиса взяла было его за локоть, но тут же резко отдернула руку, увидев, кто поднимается по лестнице им навстречу. Сердце молодой женщины ухнуло куда-то вниз. Такого ощущения она еще не испытывала. Это была не боль, но что-то очень близкое к ней. А потом, когда сердце возвратилось на положенное место, оно начало стучать так, словно в груди у скрипачки били в там-там.
Аксель шел неторопливо, и его глаза смотрели прямо ей в лицо. Одет он был во все то же долгополое черное пальто и черный шарф, длиной в два роста своего хозяина. Этот шарф был небрежно обмотан вокруг шеи Джонаса, и его концы опускались до самых ступней, подобно столе священника.
Алиса не знала, как быть. У нее мелькнула мысль, что он пришел навестить ее, а может быть, даже и забрать отсюда. Или, что гораздо хуже, что он, наоборот, не собирался ее забирать. Она задумалась о том, что будет делать, если этот мужчина сейчас подойдет к ней и поцелует ее прямо на глазах у Тома. Аксель же, прежде чем подняться по следующему пролету лестницы, остановился и внимательно посмотрел на них с Мюрреем. Он просто стоял и смотрел. Так, словно видел Алису впервые в жизни.
Потом он произнес:
– Меня зовут Аксель Джонас. Я друг Джарвиса и теперь здесь живу.
Том шагнул ему навстречу, протянув ладонь. Он назвал свое имя, а затем, кивнув через плечо на Алису, представил ее. Они пожали друг другу руки. Аксель держался безразлично, ни единым взглядом не выдавая их знакомства.
Женщина тоже пожала ему руку, настолько холодную, что она ощутила это даже через перчатку. Она вздрогнула, словно от электрического разряда, и Джонас, несомненно, почувствовал это, пока держал ее пальцы в своих. Тогда Алиса выпустила его руку. Ей казалось, что Мюррей должен был сообразить, что происходит, заметить эту маленькую молчаливую драму, ведь даже воздух вокруг них в тот момент будто сгустился от напряжения, от фальшивого безразличия Акселя и ее подавленного страха и, что уж там скрывать, страстного желания.