Ковер-самолет
Шрифт:
— Ну вот, приехали, — сказал Виталька.
Он задрал свой вышитый подол, повозился и вытащил из кармана фонарик. Щелк…
— Смотри-ка, здесь пол!
У меня фонарик висел на шее, на шнурке. Я добавил света.
В самом деле, под нами был дощатый пол.
Но какой!
Он был в черных пробоинах — видимо, от осколков. А в середине площадки темнел провал, в котором торчали обугленные балки.
Взрослые говорили, что снаряд чиркнул о боковую стенку арки и взорвался среди колоколов. Два маленьких колокола выбросило на
Я опасливо обшарил фонариком все углы, убедился, что скелета не видать, и приободрился.
— Здорово шарахнуло, — сказал я.
— Наверно, пулеметчика взрывной волной сбросило. И пулемет заодно, — огорченно откликнулся Виталька.
— Можно клад поискать, — неуверенно предложил я, хотя не представлял, где здесь может оказаться клад.
— Сперва разведаем, — решил Виталька.
Он храбро спустил ноги с перил и прыгнул на доски. Они чуть-чуть задрожали, но не провалились. Я тоже прыгнул.
Мы скатали ковер, уложили на пол у стены. Еще раз осмотрелись.
Здесь, на верхней площадке, искать было нечего. Самое интересное — это колокола. Но в колоколах клады не прячут, а разглядеть их мы всегда успеем.
Я на четвереньках подобрался к черному провалу и посветил вниз. Там было темно и пусто.
Я чувствовал себя неловко оттого, что Виталька все время первый, а я вроде побаиваюсь. И храбро потребовал:
— Давай веревку. Спущусь.
Но Виталька ответил, что глупо лезть в такую дыру, когда рядом нормальный спуск.
В самом деле, у стены был небольшой квадратный люк с лесенкой. Я все-таки опередил Витальку и торопливо спустил ноги на ступеньку.
Взрыв лесенку пощадил, и она даже не шаталась подо мной. Фонарик выхватил из тьмы половицы, и я смело прыгнул, хотя в животе у меня что-то ухнуло! Еще бы! Рядом чернел такой же провал, как на верхней площадке.
Виталька торопливо спустился за мной.
Здесь было все не так, как наверху. Глухо и таинственно. Только одно окошечко неясно светилось в толстенной стене. Отовсюду торчали треснувшие, поломанные и обугленные балки. Лучи наших фонариков заметались по этим балкам, кирпичным стенам, половицам, ступенькам. И вдруг…
Я не помню, кто из нас крикнул первый. Может быть, оба разом:
— Вот это да! Часы!
Точнее, это был механизм часов. Нагромождение зубчатых колес из темной, местами позеленевшей меди. Одни колеса — размером с таз, другие — с тарелку, третьи — с блюдце…
— Смотри-ка, а они целые, только остановились, — сказал Виталька.
Сказал так, как говорят про большого доброго зверя: «Смотри-ка, он живой, только спит…»
— Наверно, тряхнуло взрывом, и что-нибудь отскочило, — заметил я.
— А что?
Мы внимательно и осторожно, как задремавшего слона, разглядывали старую медную машину.
Я неправильно сказал вначале: «Нагромождение колес».
Кажется, часы не пострадали от взрыва.
Дело вот в чем. На многих башнях циферблаты часов смотрят на четыре стороны. А на нашей колокольне был один циферблат — с запада. В давние времена монастырь построили к востоку от города и часы повернули к городу лицом: чтобы каждый мог их видеть. И чтобы на судах, идущих вверх по течению домой с дальнего моря, тоже издалека видели часы… Ну а раз циферблат один, то и механизм стоял не посреди башни, а в стене — в глубокой нише. И тяжелый колокол, когда летел вниз, пробивая этажи, не затронул ни одну шестеренку.
— Давай залезем, — прошептал Виталька. — Поглядим хорошенько.
И стал пробираться к механизму.
Я — за ним.
Темный провал, как назло, в этом месте подходил к самой нише, и добраться туда можно было только по наклонной балке — пыльной и слегка обугленной.
Витальке-то что! У него штаны черные — сажу не заметишь. Он подобрал подол рубашки, сел на балку, будто на гимнастического коня, и, упираясь руками, добрался до ниши.
Я же — в новом голубом костюме — сесть не мог. А тут еще эти белые гольфы, черт бы их побрал. А что делать?
Замирая от ужаса, я встал на балку. Она была широкая и не качалась, но все равно… Сам не помню, как я прошел над жуткой черной дырой. Я знал, что эта глубина — до нижнего этажа колокольни. Метров сорок! Хорошо, когда под тобой ковер-самолет, а когда просто так, то ноги слабеют.
Чуть живой, прыгнул я рядом с Виталькой. Он смотрел на меня с уважением. Я сразу возгордился: хоть и с перепугу, но все равно совершил геройство. А чтобы Виталька не подумал, будто хвастаюсь, я обыкновенным голосом спросил:
— Ну и что здесь интересного?
Мы очутились словно внутри великанских часов-ходиков. Медные шестерни и рычаги окружали нас, а прямо перед нами оказались два зубчатых вала. Через них перекинуты были могучие цепи. Они уходили вниз — сквозь отверстия в кирпичной кладке.
— Как брашпили у папы на «Тобольске», — прошептал Виталька.
И я тоже вспомнил якорные барабаны с цепями — они стояли на носу теплохода.
— А здесь они зачем?
— Как зачем? Гири!
— Одна цепь для гири. А другая?
— Другая, наверно, тоже для гири. Одна гиря для стрелок, другая для колоколов. Как в тети Валиных часах для кукушки. Забыл, что ли?
Тьфу, какой я недогадливый…
Я представил, как в глубине башни дремлют на цепях могучие чугунные болванки — каждая по сто пудов. А если надоест им так просто висеть и они потянут цепь посильнее? Мне стало жутковато и весело.
— Виталька! — страшным шепотом сказал я. — А вдруг эти часики ка-ак тикнут! А эти колесики ка-ак перемелют нас на пельмени…