Ковер-самолет
Шрифт:
С полминуты Виталька смотрит в окуляр, как адмирал Нельсон из фильма «Леди Гамильтон». Потом разочарованно говорит:
— Эх ты, «самоходка». Буксир идет. Моряк — с печки бряк…
Надо бы Витальку за такие слова пихнуть в комнату, сесть на него верхом и натереть ладонями уши. Но, во-первых, неизвестно, получится ли. Во-вторых, мне слегка неловко: у меня-то мама в двух кварталах отсюда, а у него уже целый месяц в дальних краях. А я: «Тобольск» идет…»
Чтобы Виталька не заскучал, я завожу разговор:
— На Луне людей точно нет. А вот
— Ну и что? — говорит Виталька.
— Если есть… Значит, мальчишки тоже есть?
— Ну… наверно… Ну конечно.
— А играют они в солдатиков?
Глава третья
Солдатики — это была наша любимая игра. Мы ее затеяли в то лето, когда подружились. А через два года у нас в больших коробках из-под обуви накопились громадные армии — тысячи три пехотинцев, конников, артиллеристов и разведчиков. Храбрые солдаты ростом с мизинец. Мы рисовали их на картоне и вырезали маникюрными ножницами.
Вернее, рисовал Виталька. Он уже тогда был почти настоящий художник. И главное, он придумывал здорово! Столько разноцветных мундиров, шлемов с перьями, барабанов, знамен…
Зато я изготовил всю артиллерию для обеих армий. Тетя Валя отдавала нам катушки от ниток, и они сразу превращались в орудийные стволы и колеса. Стреляли пушки горохом, сухой рябиной и стеклянными шариками от бус, которые тоже отдала тетя Валя. Бусинки считались тяжелыми, особо опасными снарядами.
Когда за окном моросил дождик и улица не манила, мы устраивали на полу поле сражения. Развертывали широким фронтом конный строй драгунских и гусарских полков, рассаживали по укромным уголкам разведчиков-наблюдателей, строили в каре разноцветных пехотинцев и егерей. Ставили батареи. У каждой пушки укладывали в пирамиду ядра, натягивали на стволы боевые резинки…
Артиллерия безжалостно косила картонные войска, и приходилось для защиты возводить брустверы, ставить редуты и бастионы.
А однажды Виталька укрыл свою армию за высоченной стеной из ватмана. Стена была разрисована под кирпич и выглядела совершенно непрошибаемой крепостью.
Мои разукрашенные генералы в малиновых и голубых мундирах приуныли вместе со мной, а потом устроили военный совет, укрывшись от вражеского огня за перевернутой табуреткой (Виталькина артиллерия вела из бойниц методическую стрельбу). Через пять минут мы сказали противнику:
— Ха-ха! Нам не страшен серый волк!
Укрепили колеса на подставках — так, что стволы оказались задранными вверх, — и открыли мортирную стрельбу. Навесом! Ядра сначала летели «в небо», а потом сыпались на головы врага. За крепостной стеной началась паника. Падая в гущу солдат, снаряды отскакивали от пола и рикошетом обязательно сшибали кого-нибудь.
Главнокомандующий Виталька вступил в переговоры и обвинил нас в нарушении благородных правил ведения войны. Он придрался к тому, что наши ядра отскакивают от потолка и это делает их удары сильнее.
— Вот и хорошо! — беспощадно сказал я. —
— А не имеешь права. Если по правде, то никакого твердого неба нет, значит, снаряды отскакивать не могут.
— А мы в старинную войну играем. Тогда еще люди не знали, что твердого неба не бывает. Они, наоборот, говорили: «Небесная твердь»!
— Ну и что! На самом-то деле тверди и тогда не было, — разбил мои хитрости Виталька.
Я не знал, что сказать, и поэтому брякнул:
— Откуда ты знаешь? Может, была. Никто ведь не летал, не проверял!
Виталька поморгал. Видно, не мог придумать, что возразить. Потом нахально заявил:
— Откуда ты взял, что не летали? Может, летали!
— Ха-ха-ха! — сказал я. — На чем?
— Хе-хе-хе, — мрачно ответил Виталька, понимая, что проиграл спор. — На коврах-самолетах.
Я сочувственно посмотрел на него и вздохнул.
Если бы мы знали тогда…
Но мы ничего еще не знали, нас волновало сражение.
— Убирай стену, тогда опущу пушки, — предложил я.
— Фигушки-фиг! — изящно ответил фельдмаршал Городецкий и стремительно перестроил войска в длинные колонны с большими интервалами. Потери его сразу уменьшились. Потом он открыл крепостные ворота и вывел в атаку кирасир в панцирях из фольги.
Чтобы уберечь от разгрома левый фланг, я спешно кинулся строить редут из костяшек домино…
Вот так мы и воевали.
Пол в мезонине сколочен был из могучих плах какого-то нездешнего дерева. От времени мягкая древесина источилась и выветрилась, и сверху осталось лишь переплетение твердых жил. Ползать на четвереньках по ним было больно. Однако в боевом азарте мы не думали о себе. Меняя позиции, кидаясь от пехоты к пушкам, от фланга к флангу, мы всеми суставами грохались об пол — так, что внизу у тети Вали звенел в буфете старинный хрусталь, а на наших локтях и коленках глубоко отпечатывались красные древесные узоры.
Эти отпечатки и ссадины мы считали боевыми ранениями и даже гордились ими. А тетя Валя, разглядывая нас после очередного сражения, покачивала головой и жалостливо щурилась. Женщины всегда жалеют тех, кто пострадал в боях. Кроме того, я думаю, тетя Валя жалела свои хрупкие рюмки и графинчики. И однажды она сказала:
— Уважаемые полководцы! Я хочу спасти вас от увечий, а дом от разрушения.
Мы переглянулись. Неужели мы довели бедную тетю Валю до такого отчаяния, что она решила нас выселить с вышки?
— В чулане у меня есть ковер, — сообщила тетя Валя. — Конечно, не очень новый, но… Если выбить из него пыль, почистить, можно постелить у вас наверху. Тогда будет гораздо меньше грохота и синяков.
Ковер? Ура! На ковре можно устраивать соревнования по классической борьбе (и по неклассической тоже). Можно просто лежать рядышком друг с другом и болтать про все на свете. Можно вытащить ковер на крышу и загорать там, не боясь расцарапать пузо о кровельные листы. Можно сделать из него чум или кибитку и жить, будто кочевники!