Козел отпущения
Шрифт:
— Что ты делаешь днем в Вилларе? — спросила Бела.
— Заходил в банк, — сказал я, — и позабыл о времени, а я обещал захватить от парикмахера одного из членов моей семьи на обратном пути в Сен-Жиль.
— Ты слишком надолго это отложил, — сказала Бела. — Думаешь, ей доставляет удовольствие бродить по городу?
Она подошла к угловому шкафчику и вынула бутылку дюбонне и два бокала.
— А где девочка?
— Не знаю. Исчезла. Уехала в грузовике с какими-то рабочими.
— Что ж, у нее хороший вкус. Ты правильно
Она отодвинула заслонку окошечка между этой комнатой и соседней, и я увидел полный поднос с едой.
— Как я могу есть, когда моя невестка ждет меня на улице?
Бела подошла к окну и, открыв его, посмотрела на площадь Святого Жюльена.
— Ее уже нет. Если она хоть что-нибудь соображает, она пойдет и посидит в машине, а когда ей надоест ждать, уедет обратно в Сен-Жиль.
Интересно, Рене умеет водить машину? Впрочем, это неважно. Куда любопытней было бы узнать, почему моя сотрапезница называет себя Белой — наследственным именем венгерских королей. Я сел в одно из глубоких кресел и принялся потягивать дюбонне. Внезапно я почувствовал себя свободным от всех обязательств — пусть все идет своим чередом. В жизни Жана де Ге слишком много женщин.
— Можешь представить, как я разволновалась, — сказала Бела, — когда сегодня утром ко мне заглянул Винсент и сказал, что к нам пришла твоя дочка и просит починить какую-то очень ценную вещь, принадлежащую ее maman. Я и вообразить не могла, что произошло. На какой-то миг у меня возникла бредовая мысль, будто твоя жена каким-то образом узнала, что миниатюру делала я. Кстати, о миниатюре. Ты отдал ее? Она ей понравилась?
Я немного задержался с ответом, подыскивая слова и вспоминая ход событий.
— Да, — ответил я наконец. — Очень. Мало сказать — понравилась, она в восторге.
— И тебе удалось достать ту оправу, о которой я тебе говорила? Оставили для тебя медальон после моего звонка?
— Да. Он идеально подошел.
— Я так рада… Это была блестящая мысль; видно, она пришла тебе в голову в светлый момент. Девочка ничего не говорила о миниатюре, естественно, я тоже не упомянула о ней. Она сказала, что maman была очень расстроена, когда фарфоровые фигурки разбились; из этого я поняла, что они очень дороги ей. Разумеется, починить их нельзя, но я могу заказать копии в Париже. Ты хоть понимаешь, что это датский фарфор? Ну, ладно. Давай есть. Не знаю, как ты, но я умираю с голоду.
Бела накрыла на стол и пододвинула его к моему креслу; я подумал, что впервые с тех пор, как начался мой маскарад, от меня не требуется никаких усилий. Самый приятный момент за все это время. Можно даже сказать — дар судьбы, которая пока не очень-то баловала меня. Единственное, что меня тревожило, была Рене, бродившая в ярости по улицам Виллара.
Должно быть, подруга Жана де Ге прочитала мои мысли, потому что она сказала:
— Винсент вернется с минуты на минуту. Когда он придет, я пошлю его посмотреть, сидит ли она в машине. Где ты припарковался — на площади Республики?
— Да. (Да? Я не был в этом уверен.)
— Не беспокойся. Она вернется домой без тебя. Я бы так сделала на ее месте. А Гастон пригонит машину обратно. Ты шутил, когда сказал, что девочка уехала куда-то в грузовике?
— Нет, это действительно так. Мне сообщили об этом в банке.
— Ты относишься к этому очень спокойно.
— Я думаю, грузовик — с нашей фабрики. Да и что я мог сделать? Грузовик и Мари-Ноэль вместе с ним уже исчезли из виду, когда я поднялся из подвалов.
— А зачем ты туда спускался?
— Хотел заглянуть в сейф.
— Вот тут ты, верно, потерял спокойствие.
— О да.
Я ел ветчину и салат, отламывал кусочки хлеба и думал о том, насколько приятней мой сегодняшний ленч в компании этой сидящей напротив женщины, чем вчерашняя трапеза в столовой замка. Ход мыслей привел меня к единственному еще не врученному подарку.
— В Сен-Жиле на комоде в гардеробной комнате стоит для тебя флакон духов, — сказал я.
— Спасибо. Мне что — сбегать за ним?
Я рассказал ей без утайки — теперь я уже мог смеяться над этим — об ошибке по вине буквы «Б».
— Не представляю, как это могло случиться, — сказала Бела, — ведь ты никогда не разговариваешь с сестрой. Или ты наконец решил сделать ей подношение в знак мира?
— Нет, — ответил я, — просто я ничего толком не соображал. Слишком много выпил накануне в Ле-Мане.
— Надо было напиться до полного бесчувствия, чтобы совершить такой чудовищный промах.
— О чем и речь, — сказал я.
Она подняла брови.
— Поездка в Париж оказалась неудачной?
— Весьма.
— У Корвале не захотели пойти навстречу?
— Они не желают продлевать контракт на наших условиях. А я, вернувшись, сказал братцу Полю, что продлил его. Вся семья и рабочие с verrerie думают, что я добился успеха. Вчера я снова начал переговоры по телефону, и в результате они согласились продлить контракт… на их условиях. Об этом еще не знает никто, кроме меня. Вот почему я поехал сегодня утром в банк — проверить, смогу ли я восполнить урон. Я все еще не знаю ответа.
Я оторвал взгляд от тарелки: ее широко раскрытые синие глаза пристально смотрели на меня.
— Как это ты не знаешь ответа? Прекрасно знаешь. Ты сказал мне перед отъездом, что фабрика работает себе в убыток и, если у Корвале не пойдут на твои условия, ее придется закрыть.
— Я не хочу ее закрывать, — сказал я. — Это будет несправедливо по отношению к рабочим.
— С каких это пор ты беспокоишься о рабочих?
— С тех самых пор, как я напился в Ле-Мане.
Вдали хлопнула дверь. Бела поднялась и вышла в коридор.
— Это вы, Винсент? — окликнула она.
— Да, мадам.