Кожаный Чулок. Большой сборник
Шрифт:
Однако звук знакомых голосов заставил его на минуту забыть о своем намерении. Обогнув один из внутренних выступов вала, он встретил Кору с Алисой, прогуливавшихся вдоль бруствера: подобно ему, они вышли подышать свежим воздухом и размяться после долгого сидения в четырех стенах. Дункан не встречал девушек с той тягостной для него минуты, когда он покинул сестер перед фортом, чтобы спасти их. Оставил он их изнемогающими от страха и сломленными усталостью, а вновь увидел свежими и цветущими, хотя по-прежнему встревоженными и озабоченными. Можно ли удивляться, что при таких обстоятельствах молодой человек, забыв обо всем на свете, поддался желанию заговорить с ними? Однако пылкая юная Алиса опередила его.
— А! Вот он, изменник, неверный рыцарь, покидающий дам в беде ради того, чтобы вступить в поединок!— с притворным упреком воскликнула она, хотя сияющие глаза и протянутые к Дункану руки девушки были приятным опровержением ее слов.—- Вот уже много дней, нет, целую вечность мы ждем, когда ж вы падете к нашим ногам, умоляя нас забыть и простить вам ваше коварное исчезновение, а вернее сказать — бегство... Ведь вы в самом деле бежали от нас с такой быстротой, что потягались бы с раненым оленем, как выражается наш друг разведчик!
— Вы понимаете, конечно, что этими словами Алиса хочет выразить нашу беспредельную признательность,— вмешалась более серьезная и осмотрительная Кора.— Но, по правде говоря, мы в самом деле удивились, почему вы так тщательно обходите дом, где вас ждет благодарность не только дочерей, но и отца.
— Ваш отец подтвердит, что, даже будучи лишен удовольствия видеть вас, я не переставал думать о вашей безопасности,— возразил молодой человек и прибавил, указывая в сторону обнесенного траншеями лагеря:— Все эти дни шла борьба вон за те хижины. Кто овладеет ими, тот может не сомневаться, что станет хозяином форта и всего в нем находящегося. Вот почему, после того как мы расстались, я дневал и ночевал в лагере — это мой долг. Но,— прибавил он с огорчением, которое тщетно пытался скрыть,— если бы я хоть на миг предположил, что мое поведение, казавшееся мне прямой обязанностью солдата, может быть истолковано так превратно, я тем более не показался бы вам на глаза — мне помешал бы стыд.
— Хейуорд! Дункан! — воскликнула Алиса, наклоняясь, чтобы заглянуть в лицо потупившемуся майору, и ее золотистый локон упал на заалевшую щечку, скрыв навернувшиеся на глаза слезы.— Если бы я могла вообразить, что моя глупая болтовня так огорчит вас, я бы до самой смерти не раскрыла больше рта! Кора подтвердит, как высоко мы ценим ваши услуги и как глубоко, больше того, пылко мы благодарны вам.
— А Кора действительно подтвердит это? — вскричал молодой человек, и облачко грусти на его лице сменилось улыбкой нескрываемого удовлетворения.— Что скажет ваша строгая сестра? Оправдает ли она нерадивость рыцаря солдатским долгом?
Кора ответила не сразу: она отвернулась и сделала вид, что созерцает водную гладь Хорикэна. Когда же она перевела глаза на молодого человека, в них еще читалась такая мука, что сердце Хейуорда в ту же секунду заполонила нежность и жалость к девушке.
— Вам, наверно, нездоровится, дорогая мисс Манроу? — воскликнул он.— Мы тут шутим, а вы страдаете.
— Пустяки,— ответила Кора, по-женски кротко, но сдержанно отстраняя поданную ей Дунканом руку.— То, что я не всегда замечаю лишь солнечную сторону жизни, как наша бесхитростная и восторженная Алиса,— добавила она, обняв за плечи взволнованную сестру,— лишь расплата за опыт и, быть может, несчастная черта моего характера. Оглянитесь,— продолжала девушка с усилием, словно подавляя минутную слабость чувством долга,— посмотрите вокруг, майор Хейуорд, и скажите, что должна испытывать сейчас дочь солдата, который видит величайшее счастье в том, чтобы сохранить свою честь и доброе имя воина?
— Ни его честь, ни его доброе имя не могут пострадать из-за не зависящих от него обстоятельств,— горячо запротестовал Дункан.— Но ваши слова напомнили мне о моем долге. Я как раз иду к вашему доблестному отцу, чтобы узнать его последнее решение относительно обороны форта. Да благословит вас бог, благородная Кора,— я вправе и буду называть вас так!
Кора от всего сердца протянула ему руку, но губы ее при этом дрогнули, а щеки мертвенно побледнели.
— Я знаю, вы всегда и всюду останетесь красой и гордостью своего пола,— прибавил молодой человек, повернулся, и восхищение, звучавшее в его голосе, сменилось беспредельной нежностью.— До свиданья, Алиса! Мы скоро увидимся, и, надеюсь, увидимся яобедителя-ми среди всеобщего ликования.
Не дожидаясь ответа, майор сбежал вниз по заросшим травой ступеням бастиона, торопливо пересек плац и вскоре оказался у коменданта форта. Манроу с пасмурным лицом огромными шагами расхаживал по узкой комнате.
— Вы предупредили мое желание, майор Хейуорд,— сказал он.— Я только что собирался просить вас сюда.
— Я крайне огорчен, сэр, что гонец, которого я так горячо рекомендовал, вернулся назад пленником французов. Надеюсь, у вас нет оснований сомневаться в его верности?
— Верность Длинного Карабина давно и хорошо мне известна,— отозвался Манроу.— Он выше подозрений — просто на этот раз ему, видимо, изменила обычная удача. Он угодил в руки Монкальма, и тот с проклятой французской учтивостью отослал его обратно ко мне, лицемерно велев мне передать, что не смеет задерживать моего лазутчика, зная, как высоко я его ценю. Иезуитский способ напомнить человеку о его несчастье, не правда ли, майор Хейуорд?
— Но помощь от генерала Вэбба?..
— Разве вы не видели его армию, когда по пути в форт оглядывались на юг? — горько усмехнулся старый солдат.— Легче, легче, нетерпеливый юноша! Почему вы не хотите, сэр, дать этим джентльменам время спокойно проследовать сюда?
— Значит, армия придет? Разведчик подтвердил вам?
— К сожалению, этот болван Вэбб забыл или не пожелал сообщить — когда и по какой дороге. Впрочем, он, кажется, все-таки написал мне, и это единственная отрадная подробность во всей истории. Судя по любезности маркиза Монкальма,— кстати, могу побиться об заклад, Дункан, что у нас в Лотьене можно купить хоть дюжину таких титулов,— я полагаю, что если бы в письме содержались очень уж дурные вести, этот французский месье по доброте своей обязательно переправил бы его сюда.
— Значит, сэр, он оставил письмо у себя, хотя освободил посланца?
— Вот именно, и поступил он так из того, что называется у них «bonhomie» [37] . Головой ручаюсь,— если, конечно, правде суждено когда-нибудь обнаружиться,— что дед этого молодца обучал благородному искусству танца.
— Но что говорит сам разведчик? У него же есть и глаза, и уши, и язык! Что он передал вам на словах?
— Разумеется, сэр, он не обделен природой, обладает всеми органами чувств, и никто не мешает ему рассказать, что он видел и слышал. Но сводится это вот к чему: на берегу Гудзона стоит крепость его величества, названная, как вам небезызвестно, фортом Эдуард в честь его высочества герцога Йоркского, и форт этот, как подобает, полон вооруженных солдат.
37
Добродушие (франц.).
— Но разве там не заметно никаких сборов, никаких признаков того, что нам намерены прийти на помощь?
— Там утром и вечером устраиваются смотры, а если какой-нибудь провинциальный олух,— вы таких видели, Дункан, вы же сами наполовину шотландец,— варя себе похлебку, нечаянно просыпает порох, то порох, этот, упав на угли, вспыхивает! — Тут Манроу, неожиданно переменив свой горький, иронический тон па серьезный, задумчиво прибавил: — А все-таки в письме что-то есть, не может не быть, и нам не худо бы узнать — что именно.