Крадущийся охотник, затаившийся дракон
Шрифт:
Слова оказались подобраны матерью правильно. Она еще и интонацией сыграла в конце своей речи. Человек, стоявший перед нами, весело хмыкнул. Интересно, есть ли у него усы? Если есть, то вот на последних словах он должен их молодцевато подкрутить. А хотя-я-я… вряд ли в жизни Императора есть место подвигу на этом поприще – в его положении только мигни, и самая принципиальная красавица запрыгнет в твою постель. И только самые-самые умные сделают так, что за них даже Императору придется побороться… но такие становятся Императрицами. А таковых сейчас не наблюдаются (супруги Лучезарного
– Что ж… подлые и коварные идеи этого юноши принесли нам некоторую пользу. – Судя по голосу, Император согласно покивал. – Но почему ты, Туан, не уничтожила ВСЕХ виновных в смерти моих внуков Джена и Джинга, когда у тебя была такая возможность? Кто нам говорил только что о жестокости, о которой мы должны слышать от врагов наших?
Мать снова ответила сразу – видимо, общую канву этой, с позволения сказать, «беседы» она себе представляла и успела подготовить ответы на все возможные вопросы:
– Рука, что держала кинжал, отрублена, Повелитель. Нужно добраться до головы, что направляла руку, пока боль от потери конечности не дает голове размышлять здраво. А нож… какой смысл наказывать жалкий нож? В наказании клинка нет никакого смысла – другие ножи не вынесут из того никакого урока – у них нет собственной головы, которая могла бы это сделать. А нож можно поднять и использовать против врагов Повелителя!
– Что ж… признаю мудрость твоих слов, дочь. Запомни эти мысли – это мысли настоящих императоров!
– Свет радости озарил мой разум от сих мудрых слов, любимый батюшка! – а по голосу и не скажешь. – Почтительная дочь навсегда запомнит их.
Почтительности, кстати, тоже не так, чтобы много. Удивительно, что император спускает подобный тон. Или потенциальному наследнику (пусть и одному из многих) такое позволяется? Ну, матушке, в любом случае, виднее.
– Но не лучше ли все-таки сломать тот кинжал? – Задумчиво протянул голос императора. – Хоть мы и признаем за своей дочерью право на личную месть, но кинжал этот обагрен НАШЕЙ, Лонгов, кровью!
Предложение «сломать ТОТ кинжал» было сделано со странной интонацией. Будто бы Император и сам сомневается в необходимости «уничтожать нож», но вот прямо этого сказать не может. Дескать, я и сам-то не особо хочу, а ты, давай-ка, нарой мне пару-тройку хороших аргументов против этого.
– В таком случае будет поставлена под сомнение надежность любого оружия, находящегося в наших руках. – С готовностью возразила мать. – И в самый ответственный момент это оружие может испытать… сомнение. Вы же в мудрости своей учили меня, что оружие сомнений испытывать не должно.
Воцарилось молчание. Кажется, эти двое играли в гляделки. Кое что из этих иносказаний и недомолвок понять было можно. Какая-то из групп (и у меня очень нехорошее подозрение насчет того, какая именно) выполняла приказ по уничтожению Лисьих Лапок. Или обеспечила условия для этого. Так вот сейчас решается вопрос о ее дальнейшей судьбе. С одной стороны, спускать такое нельзя. Тем более, в этом повернутом на личной силе, обществе – дашь разочек слабину, пиши-пропало, сожрут вместе с какахами. С другой стороны, если наказать исполнителей, то любой другой исполнитель потом трижды подумает, а выполнять ли этот щекотливый и сомнительный приказ? Может, ну его, этот явно пованивающий приказ, если за правильное его выполнение могут и за яйца ухватить?
– Посмотри на нас… внук.
Херово, чё! Меня вот только что тоже «повысили». Причем, протащив через несколько промежуточных ступенек, в отличие от матери. Такие резкие «взлеты» – это, как правило, всегда херово – потом, чтобы удержаться и не рухнуть обратно, нужно проявлять чудеса эквилибристики.
Я встал на одно колено и накрыл его ладонью. Поднял взгляд.
Не старик. В том смысле, что совсем не дряхлый. Просто пожилой человек в годах. Не щуплый, но и не тучный. Как я и определил ранее, невысок. Крепок – это точно. Но все-таки не «все еще крепок», а «пока еще крепок». Думаю, дядечка вполне может выполнить стандартный «взрослый» Канон и ему пока нет нужды переходить на комплекс упражнений для стариков, но во время выполнения упражнений все-таки следует себя поберечь. Лицо… средней морщинистости.
Седая острая бородка, тонкие длинные усики-веревочки, такие же брови. Белые волосы убраны в хвост и заткнуты крупной золотой заколкой-короной с одной длинной спицей из черного металла с какой-то висюлькой-камушком. Простые белые свободные одежды. Если б не императорская диадема, можно было бы принять его за киношного мудрого учителя кунгфу из китайских боевиков. Если б не диадема…
И если б не глаза.
Глаза… глазки у дядечки опасные. Попадаться дядечке с такими глазками в темном глухом переулке или на узенькой тропиночке – к несчастью и к короткой жизни, чуть менее, чем полностью наполненной печалью и страданиями.
– А глазки-то – мои-и-и. – Довольно протянул Император. – Здравствуй и радуйся, Фан!
– Радуюсь, Повелитель! – легко солгал я.
Под ментальным щитом лгать – одно сплошное удовольствие. Ни один мускул несанкционированно не сократится, зрачок не дернется, дыхание не собьется, пульс не участится. Все телодвижения – осознаны и не идут мимо разума. Хорошо, что на «ярмарке плюшек» мне хватило ума сцапать с прилавка именно обучение ментальным техникам! Потому что никакие Алмазные Божественные Щиты, никакие Небесные Удары, никакие Падения Звезд и Планет – от этого дядечки не спасут. В лучшем случае, приведут к патовой ситуации. Что с таким противником, считай, верная и не самая приятная смерть.
– Мы были приятно удивлены твоим предложением касательно приведения к покорности сих жалких мятежников, Фан. Предложение оказалось… свежим и небезынтересным!
– Этот Фан надеется и в будущем быть источником радости для своего императора.
Мы же не будем уточнять, КОГО ИМЕННО полчаса назад я назвал СВОИМ императором, верно?
– Ты уж постарайся… – Покивал он и спросил. – Как Император может отблагодарить тебя за твое усердие, Фан?
– Этому Фану достаточно и той радости, что он дарит своему деду…шке. – Осторожно ответил я, отметив столь же осторожный и едва заметный одобрительный кивок матери.