Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Шрифт:
Дед с сожалением плюнул в сторону и, ругнувшись, пошел вон. С такими дурнями что говорить? Сдадут Москву, как пить дать сдадут! А ведь есть за чем сидеть, такие стены князь поставил, что Ольгерд взять дважды не смог, и этот тоже не сможет. Сразу же видно, не штурмовать Москву он пришел, если ничего с собой не взял! А торопится почему, и впрямь прихода князя Дмитрия Ивановича боится?
Но кто Никодима спрашивал? И без него советчиков хватает, только советчики те лишь о себе думают. Загубят Москву…
Так и вышло. Князь Остей и бояре решили, что надо идти к Тохтамышу с поклоном. Раз князья Василий и Семен Дмитриевич ручаются, то, стало быть, верить можно.
Тохтамыш сидел в своем шатре, вытянув ноги в красных сапогах и прикрыв глаза. Пусть думают, что хан спит, иногда такое поведение Тохтамыша развязывало языки тем же русским. Они глупы, ордынцы хорошо знают, что закрытые глаза совсем не означают сон, а вот сыновья Дмитрия Константиновича Нижегородского уже попадались.
Но на сей раз оба князя молчали. Молчание было напряженным, это чувствовалось в самом воздухе вокруг них. И чего боятся? Дело было в том, что Василий с Семеном пообещали, что сумеют сегодня уговорить москвичей открыть ворота и выйти с поклоном к новому правителю, а потому просили день передышки.
Тохтамыш сумел не выдать свои мысли, к этому с детства приучен. Ему всегда внушали, а особенно Тамерлан, или, как его звали в Орде, Тимур-Ленг. Разумный воин и правитель твердил, что глаза должны быть внимательными, все замечать, но не выдать и мелькнувшей мысли ни противнику, ни другу. Только настоящий глупец показывает свои думы кому бы то ни было.
Василий и Семен глупцы, они думают, что Тохтамыш пришел наказать Дмитрия и, взяв Москву, посадит в ней кого-то из так старательно помогающих ему нижегородских князей. Пусть думают, сам хан теперь знает цену преданности Дмитрия Константиновича, если против своего зятя и дочери пошел, то кто же ему тогда дорог?
Но Тохтамыш и не ожидал верности ни от кого, зачем верить? Нужно только покупать или держать в страхе. А нижегородские князья?.. Пусть стараются, может, сберегут жизни его смелых воинов. Они думают, что хан решился на переговоры из боязни не взять город. И впрямь глупцы, Тохтамышу просто каждый день дорог! Только что принесли известие, что литовский князь Ягайло смог совладать со своим дядей Кейстутом, а значит, может теперь идти на самого Тохтамыша. Это серьезная угроза, ее следует опасаться, не хватает оказаться в русских лесах с небольшим войском против объединенного литовского и русских. В том, что тот же Дмитрий Константинович немедля примкнет к Ягайле, Тохтамыш не сомневался.
И Дмитрий Константинович тоже глуп и не расчетлив, ему бы задержать ордынцев у Москвы разными посулами до подхода Ягайлы и князя Владимира Андреевича да Олега Рязанского… Тохтамыш хорошо понимал, что он силен, только пока русские не объединились, а потому как мог поддерживал их рознь. Он не собирался отдавать Москву никому другому, кроме Дмитрия Ивановича, поэтому мышиная возня князей вокруг иногда даже не забавляла, а вызывала брезгливость. Ни договориться не могут, ни глотки друг дружке перерезать! Тимура на них нет!
Хан сидел, откинувшись и ровно дыша, точно все происходившее за тонкими стенами шатра его не касалось. Василий не выдержал и вышел вон. Ну где эти посланники?! Неужто поубивали? Эти дурни, что за крепкими московскими стенами сидят, могли. Князь всего раз видел Остея, когда тот только переехал из Литвы на Русь. Ничего хорошего вспомнить про него не мог. Самонадеян, решил, что если литовец, то его сразу на Москву и поставят!
Князь Василий стоял, засунув руки за пояс и раскачиваясь с носка на пятку. Губы его невольно то сжимались в ниточку, то снова выправлялись. Верно говорят – нет хуже, как ждать и догонять. Там, в Москве, сестра Евдокия с племянниками малыми, но не это беспокоило князя. Чего княгине сделают? Небось не тронут, побоятся. Невольно мелькнула мысль: кого побоятся? Мужа, который удрал аж в Кострому, или их с Семеном? А может, отца Дмитрия Константиновича?
Мысли Василия Дмитриевича вернулись к ордынцам. Нынче они с Семеном (брат, правда, осторожничал) предложили отправить в город людей с посулами, чтоб открыли ворота сами. Хан внимательно посмотрел на князей и долго ничего не отвечал, словно оценивал. Интересно, что или кого он оценивал? С Тохтамышем тяжело, много тяжелее, чем с прежними ордынскими ханами. Правда, отец говорил, что раньше со всеми так было, просто до Тохтамыша такая чехарда в Сарае была, что ханам не до Руси, о том, чтобы кого-то взять под себя или перехитрить, не думали, самим бы удержаться. Каждый приходивший к власти был озабочен только одним – уничтожить всех других претендентов и не быть зарезанным. Ярлыки раздавали каждому, кто попросит.
Тохтамыш не таков, он у Тамерлана многому, видать, научился, и глаза не осоловелые от пролитой крови родственников, а хитрые, схватчивые. Такого обмануть трудно, вроде и не смотрит, а все видит, ничего не говорит, а все слушаются, сам не слушает, а все знает… С ним ухо востро держать надо и думать, прежде чем что-то сказать или сделать.
Не рано ли они с братом ввязались, может, подождать бы, пока хан сам не спросит? Но может и не спросить, а потом скажет, что зря рядом сидели. Понаблюдав, как бесполезно штурмуют крепкие московские стены ордынцы, Василий вдруг решился и предложил Тохтамышу свою помощь, только помощью это звать не стал, просто сказал, что отправит в город людей, чтобы предложили выйти с миром во главе со своим князем, обещает никого не убивать и не карать. Хан привычно посмотрел и не ответил ни да, ни нет.
Что же получается, обещание давал не хан Тохтамыш, а он сам? И теперь Василий переживал: не оплошал ли? Согласятся ли москвичи? Иначе хан поймет, что они с братом бессильны.
Время тянулось бесконечно медленно, солнце в небе не собиралось двигаться с места, оно упорно висело, едва дойдя до самого верха. Да будет этому конец или нет?! Вдруг показалось, что раздался скрип отворяемых ворот. Василий впился глазами в ближайшую башню. Так и есть, оттуда, с трудом протискиваясь в узкую щель (видно, не вполне все же доверяли москвичи ордынцам!), вылезли оба посланника и спорым шагом направились в сторону ханского шатра.
С трудом сдержав себя, чтобы не бежать навстречу, Василий горящими глазами следил за ними. Посланные не стали орать, но, подойдя чуть ближе, кивнули в знак того, что переговоры удались! Князь Василий, не поворачивая головы, крикнул в сторону шатра:
– Идут!
На эти слова оттуда выскочил брат Семен, сам Тохтамыш не счел нужным показаться. Вот еще, недоставало встречать каких-то русичей!
А те двигались уже почти бегом. Василий не вынес ожидания и сам сделал несколько шагов. Уже подходя, Степан Череда, что шел первым, заговорил: