Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Шрифт:
Княгиня Мария Ярославна, мать великого князя и его мятежных братьев, жила в Переяславле-Залесском, в тамошнем женском монастыре под именем инокини Марфы. Монашеский постриг Мария Ярославна свершила сразу после смерти своего супруга великого князя Василия Темного.
– Ты как знаешь, брат, – вспылил Борис Волоцкий, – а я пойду до конца! Надоело мне кланяться и выклянчивать милости у старшего брата! Брат Иван попирает все законы и уставы, загребает под себя всю власть и богатства, нас, удельных князей, ни во что не ставит! Доколе терпеть такое?!
После разговора с Андреем Большим Борис Волоцкий удалился в свои теремные покои, призвав к себе своих верных бояр и дворян. В кругу своих преданных людей Борис Волоцкий стал держать тайный совет. Ему уже было известно, что великий князь готов уступить Андрею Большому города Можайск и Рузу.
– На меня у брата Ивана, как видно, щедрости не хватило, – язвительно молвил своим приближенным Борис Волоцкий. – Мне великий князь бросает подачку в виде всего-то двух деревень близ Вереи. Мол, возьми и угомонись! И на большее не рассчитывай!
– Похоже, великий князь хочет вбить клин между Андреем Большим и тобой, княже, – заметил дворянин Ефим Ремез. – На него это похоже!
– Брат мой Андрей покуда не поддается на посулы великого князя, – продолжил Борис Волоцкий. – Однако недавно полученное им письмо от нашей матушки сильно ослабило его волю, подорвало решимость не уступать в споре старшему брату. Боюсь, раскиснет брат Андрей и пойдет на поклон к великому князю, тогда я один останусь. А один в поле не воин.
– Княже, твоя жена является дочерью воеводы Данилы Холмского, – сказал кто-то из бояр. – Данила Холмский одержал подряд три победы над ратью новгородцев, он же разбил казанского хана. Надо переманить твоего тестя к нам, это сразу остудит воинственный пыл великого князя.
– Задумка неплохая, – проговорил князь Борис, – но как это сделать? Данила Холмский в чести у моего старшего брата. Вряд ли он согласится, даже ради дочери, поменять свою роскошную жизнь в Москве на нищенское прозябание в Великих Луках.
– Нужно бросить тень на Данилу Холмского, оболгать его перед великим князем, дабы тот перестал ему доверять, – сказал Ефим Ремез. – Утрата доверия есть первый шаг к опале. Это наверняка обидит Данилу Холмского, и тогда он в гневе может наломать дров. Укрыться же от гнева великого князя Данила Холмский сможет лишь у нас в Великих Луках.
На бледном безбородом лице Бориса Волоцкого появилось некое подобие улыбки, в его темных очах, завешанных густыми бровями, заблестели коварные искорки. Действовать хитрыми и подлыми методами ради достижения цели всегда было любимым коньком этого человека. Князь Борис с детских лет был обделен вниманием и любовью родителей, поскольку не блистал умом, добродетелью и имел неказистую внешность. В отличие от своих старших братьев князь Борис в детстве был плаксив, невероятно ленив, труслив и жаден. Став взрослым человеком, Борис Васильевич превратился в эдакого злобного завистливого изгоя, получившего от старшего брата самый захудалый княжеский удел.
Повелев своим приближенным обдумать, каким образом очернить Данилу Холмского перед великим князем, Борис Волоцкий распустил совет.
В тот же день ближе к вечеру ко князю Борису пожаловал Ефим Ремез. Без долгих предисловий он посоветовал князю оболгать тестя с помощью подметной грамоты, якобы посланной Даниле Холмскому от короля Казимира.
– У меня есть умелец на примете, который может подделать любую печать, любую подпись, – молвил Ефим Ремез. – Я сам готов подбросить это фальшивое письмо великому князю, но… – Плутоватый Ефим Ремез помялся и добавил: – … С одним условием, княже.
– С каким условием? – насторожился князь Борис.
– Нужно вернуть Ульяну, дочь боярина Гомзы, моему сыну Никите, – сказал дворянин. – Младень сохнет по ней, проводит в печали дни и ночи.
– Я рад бы помочь тебе в этом деле, друже, но где искать Ульяну? – пожал узкими плечами Борис Волоцкий. – Ты же сам молвил, что ее похитили двое каких-то неведомых странников, седой старик и рябой юноша. Куда они увезли девушку, неизвестно.
– Я подозреваю, княже, что Ульяну похитили московляне, – проговорил Ефим Ремез, – поэтому искать ее надо в Москве. Вели боярину Гомзе ехать в Москву к тому гонцу, который гостевал у него, когда привозил сюда послания от государя. Пусть боярин Гомза отыщет свою дочь и привезет ее во Ржеву. В противном случае надо пригрозить ему смертью его жены, тещи и сыновей.
– Хорошо, Ефим, – кивнул Борис Волоцкий. – Я отправлю боярина Гомзу в Москву, а его семью возьму под стражу. Ты же приведи ко мне своего умельца, вместе с ним мы состряпаем липовое послание от Казимира к моему тестю. Это отличная мысль, друже!
Глава вторая
Подметная грамота
Тимофей Оплетин очень удивился, когда увидел перед собой измученного долгой дорогой боярина Гомзу. Тот без труда отыскал в Москве дом Ермолая Савелича Оплетина, дяди Тимофея. Ульяны в то утро дома не было, она была во дворце.
Охая и причитая, Харитон Осипович стал жаловаться Тимофею на свою горькую судьбу.
– Взял меня за горло князь Борис, – молвил боярин, – требует вернуть Ульяну дворянскому сыну Никитке Ремезу, иначе всю мою семью под нож пустит. Я вот тут перед тобой сижу, Тимофей, а моя жена, теща и сыновья пребывают в заложниках у Бориса Волоцкого. И Ульяну мне жаль, младень, и за семью свою боязно. Что же мне делать, Тимофей?
Тимофей, как мог, успокоил Харитона Осиповича, сказав ему, что есть у него знакомый великокняжеский дьяк, который умеет из любого затруднения найти выход. Видя, что Харитон Осипович валится с ног от усталости, Тимофей уложил его спать в своей светлице, а сам устремился на поиски Якушки Шачебальцева.
Тимофей отыскал вездесущего Якушку во дворце в покоях секретаря Василия Долматова. Якушка и Василий были заняты тем, что просматривали две грамоты, доставленные из Литвы и адресованные воеводе Даниле Холмскому. Обе грамоты были вовремя перехвачены людьми Якушки Шачебальцева, который заранее был готов к любым проискам недругов великого князя.
– Присядь, отдохни! – бросил Тимофею Якушка после обмена приветствиями. – Мне покуда не до тебя.
Тимофей уселся на стул, нетерпеливо теребя в руках шапку.