Кракатит
Шрифт:
В каком углу скрыться мне, чтоб наполнить его своей болью? О, пусть звезды померкнут и настанет конец света! Разверзнется земля, и в грохоте стихий промолвит господь: "Беру тебя обратно, больное и слабое создание, было нечисто в тебе, и недобрые силы освободил ты от пут. Милый, милый, постелю тебе ложе из пустоты…"
Прокоп затрепетал под терновым венцом вселенной. Значит, страдание человека — ничто, не имеет цены; оно — маленькое, съежившееся, просто дрожащий пузырек на дне пустоты. Хорошо, хорошо — мир безграничен, говоришь ты; но дай мне умереть!
На востоке побледнело небо, холодно выступило светлое шоссе, белые придорожные камни;
Прокоп шел безостановочно. Вот деревня, рябиновая аллея, мостик над тихой и темной рекой; туман поднимается, застилает солнце; и опять серый, холодный день, красные крыши, стада красных коров.
Далеко ли до Балттина? Шестьдесят, семьдесят километров… Сухие листья, повсюду — одни сухие листья…
В полдень Прокоп присел на кучу щебня — не мог больше идти. Проезжала мимо телега; крестьянин придержал лошадь, посмотрел на разбитого человека.
— Подвезти, что ли?
Прокоп благодарно кивнул, ни слова не говоря, подсел на передок. Телега остановилась в городке.
— Приехали, — сказал крестьянин. — А вам куда надо-то?
Прокоп слез и молча пошел дальше. Далеко ли до Балттина?
Начался дождь; Прокоп уже выбился из сил, пписел на перилах моста; под ним ярилась и пенилась холодная вода. Навстречу мчался автомобиль, затормозил на мосту; выскочил человек в шубе из козьего меха, двинулся прямо к Прокопу:
— Как вы сюда попали?
Это — господин д'Эмон, на его татарских глазах — автомобильные очки, весь он похож на гигантского косматого жука.
— Я сейчас из Балттина — вас разыскивают.
— Далеко до Балттина? — прошептал Прокоп.
— Сорок километров. Зачем вам туда? Там уже выдали ордер на ваш арест. Идемте, я увезу вас.
Прокоп покачал головой.
— Княжна уехала, — тихо произнес д'Эмон. — Сегодня утром, с oncle Роном. Главным образом для того, чтобы забылось… одно неприятное… дело о человеке, сбитом машиной…
— Он умер? — еле дыша, спросил Прокоп.
— Пока еще жив. А во-вторых, княжна, как вы, вероятно, знаете, серьезно больна туберкулезом. Ее повезут куда-то в Италию.
— Куда именно?
— Не знаю. Никто не знает.
Прокоп встал и пошатнулся.
— Тогда… тогда…
— Поедете со мной?
— Н-не знаю… Куда?
— Куда хотите.
— Я… мне хотелось бы… в Италию.
— Поедемте.
Д'Эмон помог Прокопу сесть в машину, набросил на него меховую полость и захлопнул дверцу. Машина тронулась.
И снова развертывается панорама края, но как-то странно, словно во сне, и в обратном порядке; городок, тополиная аллея, куча щебня, мостик, коралловые гроздья рябин, деревня… Машина зигзагами взбирается на холм; вот и развилка, где они распались. Прокоп поднялся, чтоб выпрыгнуть из машины; д'Эмон отдернул его на место, нажал на газ, переключил на четвертую скорость. Прокоп закрыл глаза; теперь они уже не едут по дороге — поднялись в воздух, летят… ветер бьет в лицо, тучи стегают, как мокрые тряпки, рокот мотора слился в сплошной, низкий рев, где-то внизу, наверное, прогибается под ними земля, но Прокоп боится открыть глаза, чтоб не увидеть проносящихся под ним аллей. Быстрее!
Чтоб сперло дыхание! Еще быстрее! Обручом ужаса сдавило грудь, Прокоп уже не дышит от головокружительной скорости, только стонет, наслаждаясь бешеной гонкой. Машина скользит то в гору, то вниз, где-то под ногами послышались человеческие крики, взвыла собака, — а машина несется вперед, на поворотах почти ложась
Прокоп открыл глаза. Мглистые сумерки, цепочка фонарей единоборствует с туманом, снопами вспыхивают заводские огни. Д'Эмон, лавируя, ведет маш-ину по лутанице улиц, по предместью, похожему на развалины, и снова вырывается в поля. Машина высунула вперед длинные щупальцы света, шариг ими по дорожной грязи, по камням, воет на поворотах, взрывается ураганным огнем и мчится по нескончаемой ленте шоссе, словно наматывая ее на колеса.
Справа и слева от дороги вьется узкое ущелье меж гор, машина ныряет в него, тонет в лесах, с грохотом ввинчивается на перевал и стремглав спускается в соседнюю долину. Деревни выдыхают в густой туман пятна света, автомобиль с рычанием пролетает мимо, оставляя за собой снопы искр, клонится набок, скользит, кружится, подымаясь по спирали все выше, и выше, и выше, перескакивает через что-то, падает. Стоп! Они остановились в черной тьме; нет, оказывается, тут — домик; д'Эмон, ворча, выходит из машины, стучит в дверь, разговаривает с хозяевами; вскоре он возвращается с кувшином воды, доливает шипящий радиатор; в резком свете фар он в своей шубе похож на черта из детской сказки. Вот он обошел машину, потрогал баллоны, поднял капот, бормоча что-то себе под нос. Прокоп задремал от нечеловеческой усталости. Опять началось ритмическое потряхивание; но Прокоп спал в углу сиденья, не сознавая ничего, ничего не сознавая, кроме покачивания автомобиля; он проснулся, лишь когда подъехали к отелю, сверкавшему огнями в чистом горном воздухе среди снежных плоскостей.
Прокоп потянулся, окоченевший и точно весь избитый.
— Это… это не Италия, — пролепетал он удивленно.
— Еще нет, — ответил д'Эмон. — Пока пойдем перекусим.
Он повел Прокопа, ослепленного ярким светом, в отдельный кабинет; белоснежная скатерть, серебро, тепло, официант, смахивающий на дипломата. Д'Эмон даже не присел; он ходил по кабинету, разглядывая кончики своих пальцев. Прокоп тупо и сонно опустился на стул; ему было в высшей степени безразлично — есть или не есть. Все же он выпил чашку горячего бульона, с трудом удерживая вилку, поковырялся в каких-то кушаньях, повертел в пальцах бокал вина и обжег себе внутренности горечью кофе, Д'Эмон так и не сел; он все шагал от стены к стене, на ходу проглотил несколько кусочков; когда Прокоп доел, подал ему сигару, зажег спичку.
— Так, — сказал он, — а теперь к делу.
— С этой минуты, — прохаживаясь, начал он, — я буду для вас просто… камарад Дэмон. Я сведу вас с нашими людьми это недалеко отсюда. Но вы не должны принимать их слишком всерьез; часть из них — отчаявшиеся люди, изгнанники и беженцы, собравшиеся со всех концов мира, часть — фантазеры, болтуны, дилетанты спасения человечества и доктринеры. Не спрашивайте об их программе; они — всего лишь материал, которым мы воспользуемся в нашей игре. Главное — мы можем предоставить в ваше распоряжение широко разветвленную и до сих пор тайную международную организацию, ячейки которой рассеяны повсюду. Единственная программа — прямое действие; для него мы привлечем всех без исключения, и так они уже требуют действия, словно это — новая игрушка. Впрочем, лозунг" "новая линия действия" и "деструкция в головах" прозвучат для них неодолимыми чарами; после первых успехов они пойдут за вами как овцы, особенно если вы отстраните от руководства тех, кого я назову.