Крамер против Крамера
Шрифт:
На рану пришлось наложить десять швов, которые легли параллельно скуле, сверху вниз. Хирург сделал повязку на голову и сказал Билли:
— Постарайся не стукаться головой о стенку, приятель. И пока не принимай душа, о’кей?
— О’кей, — ответил Билли тихим испуганным голосом.
По счастливой случайности, детский врач был в больнице и он спустился вниз. Он похвалил Билли за мужество, и Тед с малышом остановили его для короткого разговора.
— Вам повезло. Могло быть и хуже, — сказал педиатр.
— Вы думаете, что у него останется большой шрам? — шёпотом спросил Тед.
— В любом случае, когда нарушается кожный покров, может остаться
— Понимаю.
— Я сделал всё, что было в моих силах, но… да, может остаться шрам.
— Посмотрите на это с другой точки зрения, мистер Крамер, — сказал педиатр. — Мальчику крепко повезло. Дюйм в сторону — и он мог остаться без глаза.
Этим вечером Билли достался большой гамбургер. Тед за обедом налил себе двойной скотч. Они совершили нормальный ритуал отхода ко сну, отдав дань и чистке зубов, и чтению сказки на ночь; оба старались вести себя совершенно естественно, чтобы как-то заглушить неприятные воспоминания. Тед пораньше уложил его, и ребёнок не протестовал, потому что тоже был предельно измотан.
«А ведь я стоял рядом с ним. Если бы только я успел подхватить его!»
Тед прошёлся по дому, вытирая пятна крови. Найдя одежду Билли, которую он ранее отбросил в сторону, он швырнул её в мусоропровод вместе со своей рубашкой и полотенцем. Он не мог даже глядеть на них. И когда в одиннадцать вечера он попытался посмотреть новости, перед ним опять всплыло всё происшедшее; вскочив, Тед кинулся в туалет, где его вырвало только что выпитым скотчем.
Он долго не мог уснуть. В соседней комнате Билли мучился страшными снами, всхлипывая во сне. Подойдя к его кроватке, Тед сел рядом с ней на пол.
Только бы он жил. Только бы жил. Он повторял эти слова про себя снова и снова, даже не вдумываясь в их смысл. Перед ним опять стали проплывать сцены падения — если бы он вышел чуть пораньше; если бы он увидел игрушку и понял, что Билли собирается с ней делать; если бы он был ближе к нему и успел бы подхватить; если бы у него был не такой день, измотавший его, он бы не замешкался…
Он сидел на полу, продолжая нести вахту, и вспоминал всё происшедшее. Что он тут делает — рядом с этим ребёнком, который стал неотъемлемой частью его? В самом начале, когда Джоанна только носила его, ему казалось, что ребёнок не имеет к нему прямого отношения, а теперь он стал как бы частью, продолжением его нервов. Тед столь остро чувствовал боль малыша, что его тело содрогалось. Не был ли этот день поворотным пунктом, когда его жизнь могла решительно измениться? А что, если бы у него были и другие дети? Какими бы они были? Кем? Кем мог бы стать его ребёнок? Должен ли он был заводить ещё детей? Или жить без детей? А что, если бы он не пошёл на вечеринку в тот пляжный домик? Если бы он не обратился к мужчине, который стоял рядом с Джоанной? Если бы он не позвонил ей, с кем бы он был сейчас? Вёл бы он какой-то другой образ жизни? Лучше? Или жил бы так же, на лезвии бритвы? Был бы он более счастлив, если бы ничего не произошло из того, что ему досталось? Тогда не существовало бы Билли. Мальчик всхлипнул во сне и Теду захотелось взять малыша на руки и навеять ему добрые хорошие сны, что было не в его силах.
Ничто не могло сложиться по-иному или быть лучше, решил он. Всё это не так просто. И этот несчастный случай… Билли, Билли, я подставил бы под тебя руки, если бы смог.
Взяв Билли из школы на несколько дней, Тед наконец дал Билли возможность выйти из дома. Свою белую повязку тот носил как символ мужества.
— У
«Хорошо заживает», — объявил хирург. У мальчика останется метка длиной в четыре дюйма с правой стороны лица; внешность его она не испортит, но шрам всё же будет виден. Тед куда медленнее приходил в себя, У него из головы не выходила картина, как Билли падал. Время от времени она мелькала у него перед глазами, и он передёргивался, чувствуя, как внутренности сжимает острая, как от удара ножа, спазма. Стараясь обрести освобождение от этих страданий, он специально рассказывал кое-кому об этой истории, подчёркивая её удачный исход: «Потрясающе повезло. Он мог потерять глаз». Родителям он сообщит попозже.
Тед отправился в зоопарк с Чарли; дети катались на тележке, запряжённой пони.
— Это как зубы, — сказал Чарли. — Человек обламывает себе резец и считает, что в нём для него сконцентрировался весь мир. Или ставит себе серебряную коронку на задние зубы и думает, что весь мир должен её видеть.
— Шрам сильно бросается в глаза? Только честно, Чарли.
— Скорее всего, нет. Разве, что ты мне сказал…
— А я вижу его. Порой я его вижу даже с закрытыми глазами.
— Папа, а мальчик в школе сказал мне, что его брат рассказал ему, что у хоккеистов бывает и по двадцать шрамов.
— Хоккей порой бывает грубой игрой. Случается, что игроки получают ранения.
— Ты мне купишь хоккейную клюшку?
— Не уверен. Она для ребят постарше.
— Я не буду играть с ней на льду. Только дома.
— На поле Бум-Бум Крамер!
— Что ты хочешь сказать, папа?
— Бум-Бум Джофрион — был такой хоккеист. Когда ты подрастёшь, у тебя будет хоккейная клюшка, если она тебе ещё понадобится.
— Сколько должно исполниться лет, когда можно больше не спать с медвежонком и другими игрушками?
— Тут нет определённого возраста. Как только ты этого захочешь.
— Думаю, что я уже вырос. Попробую не спать с ними.
— Если ты этого хочешь…
— Ну, они останутся в моей комнате. Как живые статуи. И днём я по-прежнему буду с ними играть. Но во сне они будут сидеть на шкафу и смотреть на меня.
— Когда ты собираешься это сделать?
— Сегодня вечером.
— Сегодня?
Когда перед сном сын отложил в сторону медвежонка, отец испытал прилив чувств, больший, чем у малыша! На следующее утро Билли ходил гордый и счастливый: всю ночь он проспал без присмотра игрушек. Он благополучно миновал критическую точку. На полной скорости, без заминки. Он продолжал так же носиться. Но когда он бегал по дому или по игровой площадке, Тед не спускал с него глаз.
— Осторожнее, Билли, не так быстро. — Но эти слова не имели никакого смысла для сына. Билли уже забыл и падение, и как ему накладывали швы. Ему было пять лет и он продолжал расти.
Но воспоминание о его травме осталось в памяти у Теда. Он никогда не сможет забыть этот момент. Острый, как бритва, кусок металла распарывает личико ребёнка. Кровь. И конец заблуждений, что его ребёнок безукоризнен, что на его прекрасном личике никогда не будет никаких шрамов, тело его будет свободно от таких отметин. Его сын, которого он любил до глубины души, стал жертвой несчастья. Он может снова пострадать. Он может погибнуть. Тед Крамер мечтал, чтобы его сын жил в спокойном безопасном мире, который он, отец, будет полностью держать под контролем. Но ранение свело на нет его мечты. Такой контроль никогда не будет ему под силу.