Крап-чаг соединяет

Чернота за бортом, мерцающие сигналы, бегущие по приборной панели, и тихий утробный звук работающих двигателей нашего корабля навевали дремоту и уговаривали еще сильнее расслабиться в удобном кресле пилота. Я любила ночные дежурства, если их можно назвать таковыми в необозримом космическом пространстве, где день от ночи отличали лишь более ярко работавшее освещение и шум в коридорах или служебных отсеках корабля. Три месяца назад, когда я получила назначение на этот корабль, я не могла поверить своему счастью. Я, конечно, не единственная девушка-пилот, которая занимается пилотированием межгалактических кораблей, но зато я первая девушка-пилот на военном корабле. И хотя наш кораблик был рассчитан всего на пятнадцать человек и занимался только охранно-сопроводительной деятельностью, считала, что я просто необыкновенный везунчик. Когда я оканчивала школу, у меня было не так много вариантов, куда поступать учиться дальше, а может быть сразу идти работать. Я жила у своей тети, которая была старше меня всего на шесть лет, но это не помешало ей взять опеку над осиротевшей четырнадцатилетней племянницей после смерти моих родителей в автокатастрофе. Денег у нас особо не водилось, Анита работала менеджером в мелкой строительной компании. Поэтому я, посоветовавшись со своей теткой, а по совместительству единственной подругой, не откладывая реализацию

своего решения, чтобы не передумать, подписала контракт с армией, и это позволило поступить в космическую летную академию. Четыре года обучения и год стажировки на различных кораблях дали мне неоценимый жизненный опыт и потрясающую практику. И если в самом начале, когда я попала на первый курс, я не знала, как мне пережить следующие пять лет, то со временем я привыкла ко всему, даже к холоду окружающего меня тестостерона.

Традиционно все нормальные родословные ведутся от одного отца семейства к другому, но в нашей семье родословная велась от одной неудачницы по женской линии к другой. И была эта линия жутко длинная и очень печальная, прежде всего для меня, Аниты, а теперь еще и для ее двухлетней дочери Сабрины. Хотя в этот список нужно не забыть внести еще и Женевьеву, двоюродную сестру моего покойного отца и Аниты. Но она пыталась вырваться из оков нашего проклятого семейства. Даже смогла завести пару добровольных романов. Правда после второго особо бурного романа две недели провалялась в больнице с сильнейшим общим упадком сил, истощением и жуткой депрессией, которая, судя по всему, никуда уходить не собирается. Женщины нашего семейства все как на подбор одного цвета. Рыжие, и не просто рыжие, а очень насыщенного темно красного цвета. Все остальное отличается, но фенотип тот же. Короче, в нашем родстве никто не ошибется. По крайней мере, наше проклятье не ошиблось ни разу. Не пропустив ни одну из нас, отмеченную красным цветом. Я до сих пор удивляюсь, каким образом наш род смог продлиться несколько веков при такой наследственности. Но я, судя по всему, выиграла главный приз неудачника.

Я чувствую энергию, я могу даже управлять ею в пределах приборов. Даже сейчас, сидя на мостике управления и лениво думая о своем, я чувствовала наш корабль. Чувствовала, как энергия бежит по кабелям, словно кровь по сосудам, я всегда могла точно сказать, где неполадка, всего лишь прикоснувшись к панели управления и прислушиваясь к жалобам этого живого кораблика. Мы с ним быстро сдружились, и меня за это уважали и ценили. На этом корабле вместе со мной служили еще десять человек, и все — мужчины с повышенным тестостероном. И хотя у нас был явный недокомплект, добавлять нам еще людей никто не торопился. Тем более что я справлялась с работой еще и двух техников. Капитан не скупился и за это мне платили двойную ставку, а сейчас, когда Анита должна больше внимания уделять Сабрине и не могла много работать, лишние деньги были весьма кстати. Так что я не жаловалась, а начальство тем более. Когда после окончания стажировки меня пригласили на собеседование по поводу этой должности, я не очень сильно на нее рассчитывала. Каждый раз, когда я приходила на новый корабль для прохождения практики, случались одни и те же истории. За мной начинали сначала ухаживать, а потом и домогаться мои сослуживцы или мое непосредственное начальство, и каждый раз это заканчивалось плачевно, причем для меня. Мое тело, ну абсолютно, не выносило прикосновений мужчин, а иногда и женщин, если количество мужских гормонов в них зашкаливало выше нормы. Хотя, честно говоря, обычных женщин я тоже не очень хорошо переношу. Любой мужчина вызывает во мне волну холода, как будто высасывает из меня все жизненные соки. Это настолько неприятные ощущения, что пересилить себя и завести хоть какие-нибудь мало-мальски интимные отношения в моем случае не получается. Я смогла дойти только до пары поцелуев, после этого меня рвало и шатало, как после перепоя, пару дней. О перепое знаю не понаслышке, потому что после проведенного эксперимента, осознала, наконец, что же меня ожидает в дальнейшем. В лучшем случае, непорочное зачатие от какого-нибудь неизвестного донора либо серая жизнь старой злой девы. Поэтому моя нынешняя работа с ее каждодневным риском и, в принципе, нелегким графиком лично меня устраивала полностью. Сидя в приемной и ожидая вызова для проведения собеседования, я не ждала для себя ничего хорошего. Везде, где я практиковалась, за мной шла хорошая молва как о пилоте и супер-технике. Но неприятные случаи, связанные с моим отношением к мужскому полу, уже породили слухи. Еще во время учебы я не раз сталкивалась с подобными ситуациями, но мои сокурсники быстро выяснили причину и стали относиться ко мне как к другу и товарищу, а теперь их распределили в разные места, и не многие могли в нужный момент подстраховать меня. Поэтому, после третьего корабля, уже многие знали мою полную непереносимость мужчин и слабый желудок, от содержимого которого пострадал не один мой ухажер. Но, как ни странно, именно то, что я не могу заводить романов на рабочем месте, да и вообще где либо, а соответственно разлагать мужской коллектив, помогло мне получить эту работу. За неимением более достойной кандидатуры, меня утвердили на должность второго пилота по управлению военным межзвездником третьего класса, предназначенным для сопровождения и охраны транспортных судов.

За последние полтора года колонии Человеческого союза часто подвергались нападениям странных существ, питающихся энергией, которую вырабатывают живые организмы разных видов. Но, судя по всему, в связи с тем, что они являлись гуманоидами, как и мы, наша энергетика для них подходила больше всего. Так что как только они выяснили, насколько мы аппетитный деликатес, спрос на нас вырос до неприличных размеров. Сначала этому не придавалось большого значения, и многие нападения даже не оглашались всенародно. Но через полгода после первого столкновения до колоний начал доходить, в лучшем случае, каждый третий корабль, и власти забили тревогу. Началась всеобщая мобилизация. К настоящему времени Человечество выросло до двадцати восьми миллиардов человек и открыло для себя всего шесть необитаемых, но пригодных для жизни планет в ближайших от Земли звездных системах. Причем, последнюю планету — Фабиус — открыли всего два года назад, а сейчас активно занимались ее заселением. Так что последние полгода пассажирские суда регулярно бороздили космические просторы, перевозя добровольных и не очень добровольных переселенцев на Фабиус. Небольшая планета, богатая природными ресурсами и довольно сильно схожая с Землей, привлекала все большее количество людей, тем самым соединяя уже заселенные планеты космическими трассами, по которым непрерывно следовали корабли. И вот именно здесь на этих оживленных трассах начались активные нападения этих уродов, которые получили повсеместное название Джанов. Вообще-то на общем межрасовом торговом языке это звучало как Джа-аны или «высасывающие жизнь». Но люди переиначили для удобства.

На сегодняшний день человечество столкнулось всего с четырьмя расами, отличающимися от нас как физически, так и духовно. Но мы в космосе всего пару тройку столетий, поэтому знакомства с Другими заводили весьма неохотно и крайне осторожно. Правительство Человеческого союза вело политику невмешательства по принципу «Тише едешь дальше будешь, авось и не заденут». В принципе, до сих пор это срабатывало и давало шанс окрепнуть, закрепиться более основательно и больше узнать о Других. Три первые расы, с которыми мы столкнулись, жили по тому же принципу, поэтому с включением нас в их торговый союз проблем не возникло. А благодаря им, мы узнали о существовании и других рас. Причем не всегда таких же пацифистов, как мы. Так что война с Джанами нанесла нам первый ощутимый урон, и заставила встряхнуться от полного застоя. Союз закрыл границы, и теперь торговля велась только с Фабиуса, вокруг которого стоял мощный кордон. Было увеличено количество военных кораблей, и теперь любое гражданское судно сопровождалось военными. Отныне любые сношения с другими расами осуществлялись только специальными комитетами и проходили регистрацию в совете каждой из планет. Началась борьба с утечкой информации. Человечество все больше напоминало свернувшегося клубком ежика, который ждет нападения. Патриотические лозунги, военная мобилизация населения и куча того, что планета Земля проходила в прошлом. Меня это сильно не затрагивало, как и мою семью, потому что в основном эта ситуация касалась мужского населения. А в моей семье мужчины рождались раз в столетие, и последний из них скончался семь лет назад вместе с женой.

Моя мама познакомилась с папой на каком-то очередном научном симпозиуме, где они оба читали свои доклады. И как-то так получилось, наверное, мое проклятье постаралось, что сначала совпали их темы, а потом и их сердца. Да, так бывает! Папа астрофизик и мама биофизик — они оба после моего рождения настойчиво пытались найти решение проблемы моей наследственности. Единственное что они выяснили после нескольких лет исследований, что мы, это Анита, Женевьева, я, а теперь еще и Сабрина, являемся идеальными энергетическими донорами, но, к сожалению, имеем открытый, то есть незамкнутый цикл нашей энергетической системы. Чтобы замкнуть ее, требовалась заплатка, а как ее найти, выяснить они не успели. Узнать, почему это передается только по женской линии, им тоже не удалось. Только с папой было тепло и уютно, и рядом с ним мы все чувствовали себя в безопасности. Я поняла это только после того, как его не стало, и тогда для меня наступили холода, как в прямом, так и в переносном смысле. И не только для меня, судя по тому, как ведут себя мои родственницы. Мои родители оказались правы, мы идеальные доноры: нас все любили, все, кто с нами общался, отмечали, что наше присутствие дает им заряд бодрости и энергии. Особенно мужчины! Многие из моих коллег после длительного знакомства начинали с сожалением поглядывать на меня. Можно подумать, мне нужна их жалость?!

Когда я в первый раз поднялась на борт этого корабля, меня приветствовали восторженным улюлюканьем. После того, как у них, наконец, вернулись на место челюсти по поводу моего назначения, мне пришлось сразу расставить все точки над «и», видя, с какими горящими глазами они разглядывают меня. Такие взгляды я встречала не раз и уже привыкла к ним. Более того, они вызывали во мне глухое раздражение, тоску и страх от того, что мне могут опять причинить боль попыткой сблизиться со мной. В свое время папа лично водил меня на курсы самообороны, резонно считая, что для меня это необходимо в повседневной жизни. Но сейчас на меня смотрели десять здоровых крепких мужиков, явно одичавших без женского внимания. Так что мой метр с кепкой и бараний вес не поможет мне и не защитит. Поэтому мне пришлось сразу раскрыть все свои секреты. После того как они навели обо мне справки в своих кругах, их отношение ко мне изменилось кардинально. Я стала для них как младшая сестренка-инвалид. Иногда это чрезвычайно бесило, особенно в первое время, когда меня очень осторожно обходили, пытаясь не задеть, что для наших коридоров в метр шириной было практически невозможно. Хотя было весело смотреть, как наш навигатор двух метров, как высоту, так и в ширину, размазывался по стене, пытаясь протиснуться мимо меня в тонкой кишке коридора и еще при этом не задеть случайно. Со временем ко мне привыкли, и я стала полноценным, а главное, незаменимым членом корабля. По-своему я их даже полюбила. Хотя в душе всегда тлел уголек горечи. Я мечтала, так мечтала о любви, нежности, мужской заботе и, чего греха таить, о сексе! Я так много прочитала романов о любви, всю свою тоску я заваливала этими романами. Ведь я же нормальная двадцатитрехлетняя женщина, и гормоны у меня работают как у всех. К сожалению, у меня оставалась только надежда на чудо, что когда-нибудь меня разбудит принц своим поцелуем, и я попаду в сказку под названием Любовь!

— Ты что, заснула, Полянская? — я, вздрогнув от неожиданности, оглянулась, чтобы посмотреть на проснувшегося позади меня капитана Вишнякова.

— Нет, Кэп, просто задумалась! Как думаете, проскочим?

Потерев выступившую за несколько часов щетину, капитан проворчал:

— Ладно, не думай об это! Ева, я хочу, чтобы ты постоянно сканировала пространство. Лучше будет, если у нас будет хоть немного времени на подготовку, особенно сейчас, когда через час на выходе перестанет работать гипердвижок.

Сильно потянувшись, он встал с капитанского кресла и сделал легкую разминку. Я невольно засмотрелась. Рем Вишняков тридцати пяти лет от роду был мужчиной в полном смысле этого слова. Высокий, хорошо сложенный брюнет с умными карими глазами и самой обаятельной улыбкой, какую я только видела. Расстегнутая на груди форменная рубашка открывала вид на широкую волосатую грудь, и даже на расстояние двух метров я чувствовала запах его феромонов. Боже, ну почему я такая ущербная? Я много раз ловила на себе его пристальный горячий взгляд и отвечала ему тем же, только так, чтобы он не видел этого. Да, наш капитан нашел в моем лице самую ярую поклонницу, но, к сожалению, я могла только смотреть и руками не трогать.

Я нашла прекрасную возможность общаться с экипажем без помех. Я всегда носила военный летный комбинезон, который плотно облегал все мое тело и застегивался на липучки от горла до паха. И помимо него на мне во время дежурства всегда были тонкие синтетические перчатки, которые не мешали мне подпитываться энергией от энергоприборов корабля для улучшения моего самочувствия и в тоже время защищали меня от нечаянных прикосновений мужчин. Со временем я к этому так привыкла, что с удовольствием сама пожимала в благодарность руки или касалась других, когда требовалось простое ощущение человеческих существ, парящих в одиночестве в безмолвии космоса. Хотя его безмолвие и пустота были призрачны и обманчивы. Слава господу, я еще ни разу за шесть месяцев не попадала ни в одну из заварушек, о которых трепались за столом мои коллеги. Моя вторая тетка Женевьева, когда узнала о моем новом назначении, сначала долго хохотала, а потом также долго плакала. Она долго не могла поверить, что такая маленькая трусишка как я, решится на такой отчаянный шаг, как служба на военном корабле во время военных действий. Она кричала, что меня съедят Джаны или угробит толпа мужиков во время полета, что на мою рыжую проклятую голову найдется немало неприятностей даже в космосе. Но меня переубедить было уже невозможно, меня ждали таинственные приключения. В конце концов, от полного отсутствия романтики в жизни я решила удариться в романтику путешествий. Чем не альтернатива пресному существованию на Земле? Да к тому же, зачем я получала столь прекрасное образование пилота? Не на воздушном же такси мне работать! Я стала лучшей выпускницей академии, причем, как мне признавались многие преподаватели, за много лет.