Красавица и герцог
Шрифт:
– Мы его найдем.
– Но, мадам…
– Довольно! – отрезала герцогиня. В ее негромком окрике звучала такая ярость, что Грейс немедленно умолкла. Чуть позже она все же осмелилась украдкой бросить взгляд на старуху. Герцогиня сидела прямая, как шомпол (слишком прямая, учитывая, как трясло и подбрасывало экипаж на ухабах); ее правая рука, скрюченная, будто птичья лапа, вцепилась в занавеску, прищуренные глаза зорко обшаривали окрестности. Точнее сказать, деревья. Это единственное, что можно было разглядеть из оконца кареты.
Грейс
– Если вы его видели, – надтреснутый голос старухи вывел Грейс из задумчивости, – то он все еще здесь, неподалеку.
Грейс сочла за лучшее промолчать. Так или иначе, герцогиня смотрела не на нее.
– А это значит, – ледяным тоном заключила старуха, – что существует лишь несколько мест, где он может быть. Поблизости всего три почтовых гостиницы. Так-то вот.
Грейс сжала ладонями лоб. Это был жест слабости. Обычно она не позволяла себе паниковать в присутствии герцогини, но сейчас бессмысленно было притворяться сильной и решительной. Старуха задумала похищение. И она, Грейс Катриона Эверсли, которая в жизни не украла даже грошовой ленточки на базаре, оказалась замешана в таком ужасном преступлении.
– О Боже, – прошептала Грейс.
– Заткнитесь! – рявкнула герцогиня. – Займитесь лучше делом.
Грейс стиснула зубы. И каким же делом, черт побери, ей предстоит заняться? Во всяком случае, перетаскивать пленника в карету точно не придется. Для этого старуха прихватила с собой лакеев. Согласно установленным в Белгрейве правилам, рост каждого из них составлял пять футов одиннадцать дюймов. Грейс тотчас угадала, что за роль отведена этим дюжим молодцам, но в ответ на ее испуганный, недоверчивый взгляд герцогиня лишь коротко проронила: «Возможно, моего внука потребуется убеждать».
– Смотрите в окно! – прорычала ее светлость, глядя на Грейс как на слабоумную. – Вы же лучше всех его разглядели.
О Господи! Грейс охотно отдала бы добрых пять лет жизни, только бы оказаться сейчас где-нибудь подальше от этой кареты.
– Мадам, я же говорила, он стоял в конце аллеи. Я даже толком его не видела.
– Зато вы вдоволь нагляделись на него нынче ночью.
Грейс старалась не встречаться глазами с герцогиней, но после этих слов растерянно уставилась на нее.
– Я видела, как вы его целовали, – прошипела старуха, – и должна предупредить вас раз и навсегда: не заноситесь, вам следует знать свое место.
– Но, мадам, это он меня поцеловал.
– Он мой внук, – изрекла герцогиня тоном, не терпящим возражений. – Очень возможно, что именно он настоящий герцог Уиндем, так что даже не мечтайте о нем. Я ценю вас как компаньонку, и не более того.
Грейс не собиралась отвечать на оскорбление, ее сковал ужас. Она лишь оцепенело смотрела на герцогиню, боясь поверить собственным ушам.
Настоящий герцог Уиндем? Одна лишь мысль об этом грозила грандиозным скандалом. Неужели герцогиня способна с легкостью отшвырнуть от себя Томаса, лишив его не только права первородства и герцогского титула, но даже имени? Имени Уиндем, которое он носит по праву?
Если герцогиня публично объявит разбойника истинным наследником… Господь всемогущий!.. Трудно даже представить себе, какую это вызовет бурю. Разумеется, в конце концов самозванца разоблачат, иначе и быть не может, но огласки не избежать, и на всю семью ляжет несмываемое пятно позора. Всегда найдутся сплетники, желающие позлословить. Поползут слухи, что, возможно, Томас и не настоящий герцог, что не стоит ему выставлять напоказ свои богатства, ведь еще неизвестно, кто их подлинный владелец, и всякое такое.
Грейс в ужасе закусила губу. «Боже, что будет с Томасом? Что будет со всеми нами?»
– Мадам, – заговорила она дрожащим голосом, – не можете же вы в самом деле думать, что этот человек законный наследник.
– Разумеется, так и есть, – отрезала герцогиня. – Его манеры безупречны…
– Но он разбойник!
– Он обходителен и учтив, у него великолепная речь, – вскинулась старуха. – Каким бы ни был нынче род его занятий, он получил превосходное воспитание и подобающее джентльмену образование.
– Но это еще не означает… – запротестовала Грейс.
– Мой сын умер на корабле, – резко оборвала ее герцогиня, – проторчав восемь месяцев в Ирландии. Восемь чертовых месяцев, хотя отправлялся всего на четыре недели. Он поехал на свадьбу. На чертову свадьбу! – Старуха скрипнула зубами, по лицу ее пробежала тень, тело вытянулось и будто одеревенело. – Если бы еще женился кто-то стоящий. Так нет, жалкий школьный приятель Джона, чьи родители купили себе титул и изловчились пристроить сына в Итон, как будто этим надеялись кого-то обмануть.
Грейс округлила глаза и боязливо придвинулась ближе к окну. Голос старухи упал до шепота и сочился ядом. Он походил на злобное шипение змеи.
– А потом, – продолжала герцогиня. – Потом… все, что у меня осталось, – это записка в три строчки, нацарапанная чужой рукой. В ней говорилось, что Джон отлично проводит время в Ирландии и не думает возвращаться.
Грейс растерянно моргнула.
– Так он не сам написал ее? – спросила она, не понимая толком, почему ее интересуют эти подробности.
– Он подписал ее, – отрывисто бросила герцогиня. – И запечатал кольцом. Он знал, что я не в состоянии разобрать его каракули. – Старуха откинулась на подушки, лицо ее исказилось от гнева и обиды, душивших ее вот уже тридцать лет. – Восемь месяцев! – пробормотала она. – Восемь дурацких, бессмысленных месяцев. Кто может поручиться, что за это время он не женился на какой-нибудь шлюхе из местных? У него было полно времени.
Взгляд Грейс задержался на лице старухи. Герцогиня гордо вскинула голову, всем своим видом выражая высокомерное презрение, и все же в ее застывшей позе чувствовалась фальшь. Крепко сжатые губы кривились, а глаза подозрительно ярко блестели.