Красавицы Бостона. Монстр
Шрифт:
Я решил позвонить Спэрроу, которую считал своей настоящей матерью. Да, она не выталкивала меня из своего влагалища, но всегда была рядом, чтобы вызволить из неприятностей, пока я учился в школе. Она кормила меня, сражалась в моих битвах и праздновала мои победы.
Она любила меня сильнее, чем любая другая мать своего ребенка, но ущерб уже был причинен. Моя душа была разбита, глаза прозрели, а сердце покрылось льдом.
– Привет, Сэм, – сказала Спэрроу на другом конце провода.
Я легко мог представить, как она раскатывает тесто на кухне, ее рыжие волосы торчат
– Спэрроу. Я в доме Кэт в Джорджии. Она умерла от передоза.
– Трой сообщил, – тихо ответила она, и я почувствовал, что она вот-вот бросится выражать соболезнования, а потому поспешил продолжить.
– Кажется, тут есть кое-что, на что мне стоит взглянуть, но я не уверен, где искать.
У меня хорошо получалось проводить обыски, но обычно я находил оружие под матрасами и в щелях в полу. Секреты Кэт, где бы они ни были, явно хранились в не столь очевидном месте.
Достоинство Спэрроу заключалось в том, что она думала, как преступник. Возможно, потому, что вышла замуж за одного из них. А потому она не стала докучать мне вопросами, а просто сказала:
– Проверь ящики в тумбочке и укромные уголки в ее шкафу. Обычно именно там женщины прячут свои секреты.
– Сделано и принято к сведению. Ничего.
– Срывал ковры и смотрел под полом?
– Проверил каждый сантиметр, – ответил я, скидывая книги с полки возле окна ее спальни. Все четыре штуки. – Есть еще идеи?
– На стенах есть фотографии?
Я огляделся вокруг, собираясь дать отрицательный ответ, как вдруг нашел одну.
Где бы Кэт ни жила, у нее всегда висела одна фотография.
И не где-нибудь, а в ванной. Одна-единственная фотография Троя Бреннана, моего приемного отца и бывшего Кэт. Каталина Грейстоун так и не смогла забыть Троя Бреннана, и я не мог ее винить. Никто не мог сравниться с мужчиной, которого боялись и любили так сильно, что на улицах Бостона его имя произносили шепотом.
– Одна, – рассеянно ответил я, но не стал уточнять, кто на ней изображен.
– Сорви ее. То, что ты ищешь, будет за ней, – уверенно сказала Спэрроу.
– Вот почему я не доверяю женщинам.
– Ничего страшного. Мы мужчинам тоже не доверяем. О, и Сэм? – окликнула она, пока я не успел повесить трубку.
Ну, начинается.
– Ммм? – Я небрежно смахнул фотографию на пол.
И, само собой, в стене за ней оказалось квадратное отверстие. Достаточно большое, чтобы я смог просунуть руку.
– Я соболезную твоей утрате. И знаю, что ты не воспринимаешь случившееся как утрату, правда, знаю, но не могу радоваться тому, что женщина, которая произвела тебя на свет, скончалась. Ведь, в конце концов, она подарила мне тебя. И я очень сильно тебя люблю, сынок.
По телу пробежала неприятная дрожь. Спэрроу не была эмоциональным человеком, но пару раз в год исправно толкала короткие речи, от которых меня начинало тошнить.
Я повесил трубку, вытащил коробку из-под обуви, которую Кэт засунула в эту дыру, и открыл ее.
Слой льда вокруг
Письма.
Спустя два часа после того, как нашел письма, я все еще сидел на полу, словно Гулливер в кукольном домике, – в его наркоманской, шлюшьей версии, – и перечитывал их снова, снова и, мать его, снова, пытаясь переварить то, что только что узнал.
Судя по всему, Каталина взяла с миссис Мастерсон обещание, что та проследит, чтобы я нашел эти письма, и у нее была на то чертовски веская причина.
Моя отсутствующая мать хотела, чтобы я узнал историю ее жизни. По крайней мере, какую-то ее часть. Вот только вопрос: зачем?
Даже в сотый раз перечитав письма, я так и не смог понять, чего она хотела: сочувствия, мести или же объяснить свое поведение.
Все двадцать три письма были адресованы Джеральду Фитцпатрику, в то время еще генеральному директору нефтяной компании «Королевские трубопроводы», мужчине, на которого я сейчас работал, занимаясь решением сомнительных вопросов.
По стечению обстоятельств он к тому же приходился отцом Хантера Фитцпатрика – мужа моей сестры Сейлор, и Эшлинг Фитцпатрик – женщины, которую я трахнул несколько часов назад. Я все еще мог почувствовать ее приятное тепло вокруг члена, как только думал об этом. Я с горечью прогнал воспоминание.
То, что я прочел в этих письмах, в корне изменило ход моей жизни.
Мой любимый Джеральд,
спасибо за то, что привнес в мою жизнь новую надежду. За то, что дал понять: жизнь не ограничивается тем, с чем я осталась после смерти Брока.
Слово «любовница» звучит непристойно и дешево, правда? Оно не отражает того, кем я прихожусь тебе, мой дорогой. Не отражает моих чувств к тебе.
Я знаю, что ты никогда не уйдешь от Джейн ради меня. Я не глупа. Я научилась жить с бременем статуса любовницы. Я прошу лишь частичку твоего сердца. Пусть даже маленькую. Лишь толику того, что ты дал ей.
Ты можешь предложить мне часть того органа, что бьется в твоей груди?
Спасибо, что вдохновляешь меня стать лучшим человеком, матерью и возлюбленной.
Твоя навеки,
Кэт.
Мой любимый Джеральд,
у нас будет ребенок! Ты можешь в это поверить? Я точно не могу.
Я так волнуюсь. Знаю, это не входило в твои планы. Поверь, в мои тоже. Притом, что Сэм уже маленький мальчуган. Почти подросток. Послушай, Джеральд, я знаю, что мы с тобой недолго были вместе, и я думала, что дни смены подгузников остались для меня в прошлом, но я правда верю, что это знак. Думаю, жизнь по-своему указывает нам путь.